Торфъ
Шрифт:
– А тетерев? Тетерев то? Он же у вас в глине? Да?
– Так точно! В глине! Ничего не сгорит! Вы лучше не нервничайте, разливайте Жан Яковлевич, разливайте! Кулинар и шеф повар сегодня тут я, так что это моя забота, куропатки да тетерева!
– Как скажите уважаемый! – Жан Яковлевич послушно разлил и требовательно уставился на Фёдора Иннокентьевича. – Может тост дорогой мой поэт? Имениннику? Как раз самое время!
– Ой, давайте! Поддерживаю двумя руками! – Марфа Ильинична захлопала в ладоши. У вас так замечательно выходит в стихи все наши желания и чаяния
– Нус.... тогда не обессудьте от экспромта. Признаюсь тост не готовил!
– Ой, только вот, не преуменьшайте свои таланты! Вы же у нас мастер! Покорнейше приклоняем головы и ждём!
Фёдор Иннокентьевич прокашлялся, подхватил со стола наполненный на консервативные «два пальца» стакан и важно изрёк.
– Дорогому имениннику посвящается!
После чего снова прокашлялся, и изрёк.
– Проживи свою жизнь лет до ста
– Можешь и дольше, сколько захочешь
– Жизнь чествует сильных, а значит – тебя!
– Ты ведь Жизнью – Живёшь! Не ноешь, не просишь!
– Проживи свою жизнь в окружении друзей!
– Мудрым будь, здоровым и бодрым.
– Любит тебя Ангара, Тайга, Енисей. Выпей!
– А мы за тебя! Любим и ценим… Товарищи – Вздрогнем!
– Браво!
Все зааплодировали, после чего чокнулись стаканами и с упоением выпили.
– Расчувствовал, Фёдор Иннокентьевич! Расчувствовал! Надо ведь так, хлёстко, душевно.
– И это ведь ещё и экспромт! А ежели готовился бы? Ох и молодец же вы! Талант, талантище!!!
В этот момент дверь без стука распахнулась, впуская в хорошо натопленную избу клубы морозного воздуха.
Все дружно вздрогнули и обернувшись, натолкнулись на колючий взгляд закутанной в платок Нины Александровны. Та была как всегда бледна, крючковата и всем видом своим сильно смахивала на ведьму. Сверкнув глазами, она проскрипела противным голосом.
– Что же вы так орёте, как оглашённые!!! Совесть то поимейте! Человеку плохо – вы орёте! Человек пытается уснуть – вы снова орёте! Не люди а Мракобесы сущие....
– Такс день рождение ведь! Вы нас простите глубокоуважаемая Нина Александровна… мы право не по злому умыслу, гуляем ведь, веселимся! Но коли потревожили чем вас, искренне извиняемся! – Жан Яковлевич приложил правую руку груди и смиренно опустил взгляд в потёртые временем половицы. Потом вдруг встрепенулся, и засияв словно рождественская игрушка, выпалил. – А может выпьете с нами Нина Александровна?
Та глянула на него словно на прокажённого и Жан Яковлевич мгновенно потух, словно свеча небрежно задутая мимоходом.
– Ах да.... простите! Глупое предложение, право.... Как Машенька?
– Машенька? Машенька себя чувствует ровно на столько, на сколько чувствует себя ваша потерявшая всякий стыд Совесть! – Нина Александровна обвела пронзительным взлядом собравшихся. На секунду задержавшись на румяном лице Марфы Ильиничны, она резко развернулась, и пробурчав что-то не совсем разборчивое, но явно нецензурное, быстро вышла из избы, оглушительно громыхнув дверью.
– Не шумите, а сама хлопает… Дверь чай не казённая! – Именинник недовольно засунул пятерню в нечёсаную бороду. – Притолока треснет с такого обращения, вот потеха начнётся.... Хотя, ей то что…
– Да уж.... Необычайно неловко вышло.... вы не находите?
– Находим Жан Яковлевич, кто же вас про выпить то за язык дёрнул? Все таки какое-никакое а горе у человека! Как тут пить да веселиться, тем паче в гостях, когда близкому твоему плохо?
– А… Черт и дёрнул… знаете, такой мохнатый, с рогами бывает?! Ноги как у козла, с копытами остренькими, и рожа не особо симпотишная....
– Вечно у вас Жан Яковлевич во всем мистические силы виноваты! То вас Муу-Шубуун в лесу увлекла, да так сильно, что вы про собирательство ягод совсем позабыли, то Боохолдой регулярно просыпать заставляет. Вечно на вас какая-то напасть находит – Порфирий Александрович вытащил пятерню из бороды и быстро выстроив стаканы в ровную шеренгу, грациозно наполнил их на весьма демократичные полтора пальца, после чего обернулся к Фёдору Иннокентьевичу и вопросил. – Кстати, а чем Машенька захворала? Каков диагноз? Вы случаем не заходили к ним, Фёдор Иннокентьевич?
– Я? Нет, не заходил, не люблю я Нину Александровну, прости меня Господи. Да и когда это я стал местным эскулапом? По что вы решили, что я хоть сколько сведущ в медицине?
– Ну, поперёк меня. – Порфирий Александрович приглашающе провёл рукой над налитыми стаканами. – Вы прямо Профессор медицины!
– Ну какой ещё Профессор, что вы ерунду городите!?
– Тсс! – Владлен Аристархович приставил палец к губам и произнёс самый короткий тост вечера. – За Здоровье! И… Тишину!
– А и верно! – Жан Яковлевич влив в себя душистую порцию прозрачного, тут же закусил огурчиком и довольно похрустывая, промычал. – Кстати, например у меня, со здоровьем не сложилось ещё смолоду!
– А что так? Хиленьким были? Простужались часто, али что похуже? – Марфа Ильинична в деланном испуге всплеснула руками.
– Ну что вы Марфа Ильинична! Простужался я не чаще чем мои сверстники! Дело тут немного в другом! – Выдержав драматичную паузу Жан Яковлевич продолжил. – Только представьте – как-то на каникулах я от нечего делать прочёл целую медицинскую энциклопедию! Целую! Воооот такой толщины!
Пальцы Жана Яковлевича показали весьма внушительные пять сантиметров.
– Это ж в каком вы классе учились, что такими серьёзными книгами увлекались?
– Не в классе, в институте уже! Медицинском! К экзамену готовился… но увы… засыпался на первом же вопросе и будь здоров....
– Вот как! В медицинском себя пробовали, значится почётное звание профессора медицины переходит к вам!
– Пф! Любите вы Порфирий Александрович незаслуженно звании раздавать! Вам бы министром культуры быть или политиком каким! Заслуженных артистов раздавать да депутатские мандаты!
– Им же!
– Естественно! Любой артист или спортсмен это ведь прирождённый политик, но, не будем отвлекаться, тем более на столь неприглядную вещь, как политика!