Торфъ
Шрифт:
– О как вы завернули Марфа Ильинична! Оно может и так, может и впрямь, Вампир она! Но перед Машенькой то, перед ней как быть? Она то в чем виновата? Отца её не видел никто никогда, а мать вон какая....
– А как перед ней быть? То что отца никто не видел, это уже дело Нины Александровны сугубо личное, а про Машеньку, Нинка ведь никого к ней не пускает, словно волчиха вокруг неё вьётся, зубами клацает. Я и отвары ей предлагала, и лекарства, и даже на станцию к лесорубам предлагала за доктором съездить. На все един ответ – нет, не нужно! Недавниче совсем Порфирий Александрович ей спирту на компрессы предлагал, да горчицу с хреном ноги попарить – тоже
– Да уж и не знаю! Вы все так расписали в красках, не иначе, как в вас та самая Женщина заговорила… – Поняв что сморозил какую-то глупость, Владлен Аристархович закашлялся и затушив самокрутку, попытался ретироваться в избу, но было поздно. Глаза Марфы Ильиничны разгорелись недобрым огнём и сделав два быстрых шага вперёд, она ухватила Владлена Аристарховича за отворот тулупа.
– Это вы намекаете, что моё плохое отношение к Нине Александровне основано на том, что у меня нет детей?
– Ни в коем случае! Причём тут дети? Вы что, Марфа Ильинична....
– Ладно, вы правы.... это я уже сердцем Женским с вами заговорила… с мужиком…
– Который перемалывает все и выплёвывает! – Порфирий Александрович примирительно опустил ладонь на плечо Марфы Ильиничны. – Пойдёмте в дом, чувствую я Сабдак где- то рядом ошивается, его это проказы! Знаете ведь как любит он сталкивать людей на ровном месте! Обожает он раздоры да дрязги.
– Да уж.... простите! – Марфа Ильинична отпустила отворот тулупа и прошествовала мимо Владлена Аристарховича в избу.
В избе витал тёплый дух хорошо прожаренного мяса, душистых специй и непередаваемый аромат потревоженных упавшими на них капелек жира углей.
Порфирий Александрович слыл не только удачливым промысловиком-охотником, но и знатным кулинаром. Ему удавалось не только самым невероятным способом гнать необычайно вкусный и крепкий самогон, но и создавать настоящие шедевры кулинарного искусства из казалось бы заурядных блюд. Вот взять к примеру поданных к столу куропаток и тетерева.
Куропаток Порфирий Александрович любовно сготовил в глубокой чугунной сковороде, хорошенько протомив их на слабых углях. Тушки были хорошенько смазаны топлёным жиром и любовно уложены в сковороду вместе с крупно нарезанным лучком и кусочками сушёных грибов. Для пущего аромата Порфирий Александрович добавил в блюдо свою фирменную смесь секрет которой не могла выведать у него даже любознательная Марфа Ильинична. Секретную смесь он готовил в старенькой жестяной баночке из под
Монпансье. В ней её легко было перемешивать, а так же хранить и прятать от чужих взглядов и вездесущих мышей. Если вы клятвенно пообещаете не говорить Порфирию Александровичу о том, что я раскрыл вам его секрет, то ниже я приведу примерный рецепт приготовления этой чудо смеси. Почему примерный? Ну, наверное потому, что и я наверняка не знаю всех её ингредиентов. Итак.
« Фирменная смесь Порфирия Александровича из расчёта 100 частей»
1. Тимьян толчёный – 10 частей
2. Чеснок толчёный – 10 частей
3. Морковка толчёная сушёная – 10 частей
4. Горчица. – 10 частей
5. Соль охотничья – 15 частей
6. Перец чёрный – 10 частей
7. Кедровый орех молотый. – 10 частей
8. Базилик толчёный – 10 частей
Но это всего лишь 85 частей воскликните вы. А остальные 15? Остальные как раз и являлись фирменным секретом Порфирия Александровича. Оставшиеся 15 частей распределялись на 10 частей толчёных жопок рыжих лесных муравьёв и 5 частей китайского перца Сычуань щепотку которого он выменял у китайских рабочих, дав им взамен пару охотничьих патронов и самокрутку доверху набитую ядреневшим самосадом. Муравьиные жопки благородно кислили, а перец придавал блюду изысканность и заставлял мясо буквально таять на языке. Может в этой смеси присутствовали и другие секретные ингредиенты, но это мне было уже не ведомо.
С тетеревом была диаметрально противоположная ситуация. Тетерев был массивным и его стоило хорошенько прокалить на огне да проварить в собственном соку и приправах. Для этого Порфирий Александрович нежно натирал гладкую тушку топлёным салом, посыпал солью и перцем и для пущей пикантности фаршировал лучком да картошечкой. Затем с кряхтением лез за печь, где в дубовом бочонке хранилась припасённая с лета глина. Доставал немного, затем размачивал глину в воде. Когда она размокала до состояния пластилина, Порфирий Александрович старательно разминал глину в руках, выжимал из неё лишнюю влагу и тщательно обмазывал ею тушку тетерева. Давал глине подсохнуть и обмазывал вторым слоем получившийся шар. «Для огнеупорности, да что бы ни один сок не убёг» любил приговаривать в этот момент Порфирий Александрович. Тетереву полагалось томится в раскалённых углях и пламени, поэтому очень важно было что бы огонь не пробрался внутрь глиняного панциря, защищавшего нежную тушку от пригорания.
После того, как тетерев по мнению кулинара сготавливался, глиняный шар осторожно разламывался. Аромат что из него вырывался был таков, что голова шла кругом, рот заполнялся слюнями, а аппетит..... Лучше промолчу про аппетит, ибо у самого уже полон рот слюней, а тетерева то, в отличие от собравшихся на День рождение, у нас нет.
– Ох чую удались сегодня на славу куропаточки! – Облизнувшись словно изголодавшаяся за голодную зиму лиса, Жан Яковлевич споро забросил на гвоздик свой тулуп и молнией промчался к своёму месту у стола.
– Так, так, господа, спокойнее! – Фёдор Иннокентьевич укоризненно глянул на Жана Яковлевича, уже успевшего запустившего пальцы в истекающее соком розовое мясо лежащее перед ним на тарелке. – Жан Яковлевич вы право, словно солонгой в курятнике! Неужели вы так изголодались, что совершенно позабыли о манерах?
– Простите! – Жан Яковлевич виновато обтёр жирные пальцы о штанины и потянулся к разложенным в центре стола приборам. – Аперитив сегодня, был таким недурственным, что и впрямь изголодался!
– Тогда прошу вас всё-таки остановиться! Господа! Прошу вас к столу. – Фёдор Иннокентьевич словно заправский гарсон, сделал элегантный поворот туловища аж на три четверти влево, и пригнув одно колено, изобразил довольно корявый книксен. Все изумлённо замерли, буквально сражённые такой галантностью, но Фёдор Иннокентьевич не остановился на достигнутом и одновременно с книксеном, выдал совершенно не поддающийся никакому описанию жест рукой, очевидно означавший приглашение к столу.
– Ну вы даёте Фёдор Иннокентьевич! Прямо монархом себя почувствовал! – Владлен Аристархович медленно стянул с себя косоухую ушанку и совершил ответный поклон. – Пригласил так пригласил! А вы Жан Яковлевич! Ай, яй, яй! Как школяр на перемене, право! На лавку шмыг, да давай пальцами в еде ковыряется!