Торфъ
Шрифт:
Марфа Ильинична с уважением глянула на человека способного прочесть такую сложную, и что весьма впечатляло – толстую книгу.
– Так что же вы полезного узнали из этой самой энциклопедии? Вы же не только экзамена ради её читали?
– Сначала экзамена ради, а опосля того, как благополучно завалил его уже и интерес проснулся! А узнал я мои дорогие то, что у меня в организме представлены весьма широким спектром все те болезни, что были описаны в этой самой энциклопедии! И замечу, ни одна из них не была упущена! Ни одна! Все главы, от А до Я! Все в моем организме! Вынь, да положь, как говорится! И это в нежном возрасте,
– Что? Прямо таки все болячки в себе нашли? Неужели всё так плохо?
– Всё так плохо! А знаете почему? Потому, что в то время я ещё не знал про свою великую мнительность! А мнительный человек, как вы знаете все плохое неизменно примеряет на свою шкуру! Так что, если вы мнительный как я, то лучше не читать подобную литературу, а почаще гулять на свежем воздухе и лечится вот таким вот натуральным продуктом!
Жан Яковлевич поднял со стола початую бутыль с прозрачным и словно олимпийский огонь гордо вознёс её к потолку.
– Ох и хитрец же вы Жан Яковлевич! – Марфа Ильинична хохотнула. – Вы только лекарство не уроните, а то достопочтенный Порфирий Александрович вам кесарево ненароком сделает!
– Все, все, все! – Жан Яковлевич аккуратно поставил лекарство на стол, и смиренно уселся на табурет.
Принюхавшись, Марфа Ильинична обвела собравшихся пронзительным взглядом. Остановившись на имениннике, она строго произнёсла – Порфирий Александрович право, не курите в избе более и так не продохнуть уже! За вами вот и Владлен Аристархович потянется сейчас и Жан Яковлевич поддержит! А глядя на это безобразие и я выкурю папироску другую!
– Дык курите Марфа Ильинична, никто ведь не против! Тем паче по мнению Большой медицинской энциклопедии в нас уже присутствуют все возможные болячки, так что курение нам точно уже никак не навредит!
– Да я не об этом! Вредит- не вредит. Курите себе на здоровье! Я про то, что дышать тут уже не чем от дыма, хоть топор вешай – право дело! Не изба а газовая камера. Давайте, не ленитесь – валенки, тулупы одевайте и шагом марш на улицу, а Фёдору Иннокентьевичу, как единственному некурящему задание – пока все на перекуре, горячее из печи достать, да по тарелкам разложить! Справишься, Фёдор Иннокентьевич?
– От чего же не справиться? Справлюсь! Идите себе – курите, а то дышать и вправду уже не чем стало.
– Вот курил бы сам, и не выпендривался бы тогда! Нечем ему! – Порфирий Александрович недовольно скинул тапки и стал обувать валенки. – А вы Марфа Ильинична лиса ещё та! Сами ведь курили недавниче и ни чуточки не смущались сему, а теперь на мороз всех? Не похоже на вас, вы же лыжница, знаете не по-наслышке, что с лыжни сходить чревато.
Марфа Ильинична громко фыркнула, и назидательно постучала Парфирию Александровичу указательным пальцем по лбу.
– О вас же забочусь дуралеях! Куревом своим надышитесь – с утра головой маяться будете, на самогонку грешить аль на Лешего своего любимого. А Марфа Ильинична вам этого сделать не даст! Марфа Ильинична заботливая, проветрить вас выводит. Все ать два, открывай дверь Жан Яковлевич! «Идём наружу – навстречу стуже»
– А недурственно у вас стихи выходят! – Жан Яковлевич задержавшись в дверях, хитро подмигнул Фёдору Иннокентьевичу. – Ох чувствую обойдёт тебя на повороте наша Марфа Ильинична! И глазом не успеешь моргнуть, как она тебе Амфибрахий ( Стихотворный размер) в лоб выдаст, а потом ещё сумрачным логаэдом ( Стихотворный размер) прижмёт!
– Иди уж! Тебя то она точно давно обошла… прозаик – песенник!
– Ну тебя! – Досадливо махнув рукой, Жан Яковлевич напялил на лысину ушанку весьма облезлого вида и скрылся за дверью.
Выйдя на улицу, все кроме закалённой Марфы Ильиничны мерзляво запахнули одёжку и отошли за угол, где разыгравшийся ветер не мог дотянуться до их разгорячённых выпивкой тел. Возможно Весна уже и была где-то рядом, но пока её власть была лишь условной, ничем не подкреплённой и часто попираемой суровым натиском настырной Зимушки-зимы. Стоило солнечной колеснице скрыться за горизонтом, как Зимушка тут же напоминала всем о своём присутствии и жестоко карала отступников, которые осмелились поверить в то, что суровая Ледяная королева без боя уступит свой заснеженный трон весёлой проказнице Весне.
– Может извинимся? – Раскурив вонючую самокрутку, обычно немногословный Владлен Аристархович кивнул в сторону стоящей неподалёку избы Нины Александровны. – Итак она с нами не очень приветлива, а тут ещё вон как неловко вышло… Скоро совсем здороваться перестанет.
– Неловко с Глафирой Павловной вышло не при Фёдоре Иннокентьевичи будет сказано.... а с Ниной Александровной как раз вполне себе ловко. Если человек сам стремится к конфликту, то это ему должно быть неловко за свою желчность и абсолютно несносный характер! А мы жалостливые больно, сразу в себе неловкость эту ищем.
– А что это вы Глафиру Павловну вспомнили? Неужто и вы думаете что там Любовь была? А неловкость тогда в чем простите?
– Что значит – «и вы?». Не – «и вы», а именно я, уверенна, как никто другой, что Любовь там была, да и сейчас остаётся, в душе она у него! Дорогой вы мой Жан Яковлевич, я же как никак Женщина! Это вы – мужики все незнамо чем перемалываете внутри себя, по кишкам гоните, да выплёвываете одним местом за ненадобностью, а мы Женщины – Создания сложные и многогранные! Мы душой все чуем – осязаем, да в Сердце до самой смерти храним! А уж такое волшебство дивное, как Любовь за версту чуем.... – Марфа Ильинична приблизилась вплотную к Жану Яковлевичу, и выпустив в его сторону облако табачного дыма, томно произнёсла. – Понимаете меня Жан Яковлевич? Любофьььь!
– Понимаю Марфа Ильинична.... понимаю....
– А раз понимаете, то тогда должны понимать и то, что Глафира Павловна той Любви дюже боялась, ибо в жизни у неё были ой какие плохие воспоминания от неё! Да, да! И такое бывает! Не всегда ведь выходит схема «Любовь, да свадьба – Совет, да любовь!» Порой обжигаются о любовь люди, сильно обжигаются и не один раз, вот тогда и случается это самое неловко – «Обжёгшись раз, всю жизнь бежать от Любви и Счастья!» И вот в этой ситуации мне действительно неловко осознавать, что я, видя все те светлые чувства что вспыхнули между Глафирой Павловной и Фёдором Иннокентьевичем, ничего не сделала что бы помочь сохранить им свою любовь! А ваша Нина Александровна, перед которой вам вдруг стало стыдно Владлен Аристархович настоящий вампир! Питается она нами, стыдит, укоряет, ругает, корит… Думаете вы действительно мешали ей своим старческим смехом? Отнюдь – вы мешали ей своей радостью! Чужую радость она чует за версту! Бесит она её, раздражает! Словно яд для неё чужая радость.