Торг с мертвецами, часть 1
Шрифт:
— Не смей говорить об этом, — рыкнул он. — Ты тогда и на свет не родился. Откуда тебе знать, как все было?
Следовало вывести Эккехарда из равновесия в надежде, что он ошибется или наговорит лишнего. Провокация удалась, удар пришелся в цель. Альдору было невыносимо приятно видеть, как, пусть и на мгновение, с мятежника съехала личина непробиваемой надменности. Требовалось показать всем, кто наблюдал за разговором с городских стен, каким был человек, назвавшийся очередным королем, напомнить, что за сладкими речами пряталось и кое-что страшнее. У него получилось, да только эрцканцлер
— Молва жестока, как видите. Люди многое помнят, и помнят долго, — ответил Альдор. — Но я лишь хотел напомнить, что иногда все же находится способ вас перехитрить. Ворота я не открою и город не сдам. В Эклузуме зовитесь кем угодно, но здесь булла великого наставника гроша ломаного не стоит, граф Эккехард. И хотя я понимаю, что ничего не добьюсь, все же должен об этом попросить: распустите войска, забудьте о претензиях на трон и возвращайтесь восвояси. Со своей стороны я сделаю все, чтобы король вас помиловал. Не забывайте, ваш младший сын — все еще заложник у рундов.
Ламонт Эккехард умело справился с бешенством, снова натянул привычную маску ледяного превосходства и снисходительно улыбнулся:
— Мы давно попрощались с Райнером. Для нас он уже мертв. И мы не отступимся.
— Скверно. Что ж, я пытался вас отговорить.
Ламонт Эккехард кивнул, и Альдор с удивлением заметил, что лицо его было печально. Неужели он надеялся заполучить город так быстро? Быть может, он пообещал своим союзникам и благодетелям за морем, что захватит власть малой кровью? Знал ли Великий наставник, что на самом деле происходило в Хайлигланде?
— Это не все, — сухо сказал мятежник. — Я пытался по-хорошему, клянусь. Но, видимо, придется действовать иными методами.
Он кивнул другому сопровождающему, к седлу которого было приторочено несколько мешков, и тот, отвязав их, вывалил на вытоптанную траву перед воротами их содержимое. С глухим стуком на землю падали головы гонцов, которых отправил Альдор. Эрцканцлер не выдержал и отпрянул в ужасе.
— Мы поймали всех до единого, — сказал Эккехард, наблюдая за реакцией защитников города. — Одного догнали аж под Роггдором — прыткий был малый. Я хочу, чтобы вы знали: никто не получит вашу весточку. Никто не узнает, что Эллисдор в осаде. По крайней мере, быстро.
— Гонцов было больше, — солгал Альдор. — Вы поймали не всех.
— Ой ли? Перед смертью эти ребятки нам кое-что рассказали. О том, сколько гонцов служат в Эллисдоре, где остальные, с какими поручениями уехали и сколько еще оставалось в столице… Несложная арифметика. Впрочем, кто я такой, чтобы лишать вас надежды. Как по мне, это довольно глупое чувство.
Эрцканцлер не ответил. Он молча смотрел на головы. Всех этих посыльных он знал лично еще со времен службы в Канцелярии. С некоторыми он даже преломлял хлеб, кому-то подносил воду напиться с дороги, принимал из их рук бумаги, слушал устные послания…
— Кстати, если вздумаете выпускать почтовых птиц, знайте, что у меня хорошо обученные соколы, — добавил Эккехард. — Даю вам время подумать. Скажем, три дня. Этого достаточно, чтобы как следует все взвесить и обсудить. Через три дня я буду ждать от вас
Юноша — еще совсем мальчишка с приплюснутым носом и россыпью веснушек — снял с пояса бархатный кошель и протянул его господину. Ламонт развязал тесемки, заглянул внутрь и, видимо, убедившись, что содержимое было в порядке, надел кошель на копье оруженосца и приказал мальчишке поднять его Альдору.
— Небольшой символический дар лично для вас, — пояснил лже-король. — Не бойтесь, я не стану оскорблять вас взятками! И все же надеюсь, что этот подарок заставит вас кое о чем задуматься.
Альдор переглянулся с Шварценбергом, протянул руку к наконечнику копья и опасливо снял кошель. Интуиция говорила, что делать этого не стоило, и все же любопытство взяло верх. Заглянув внутрь он, побледнел пуще обычного. Чутье не подвело.
— Что там, ваша милость? — спросил Шварценберг.
— Ничего. Ничего особенного.
Ламонт Эккехард широко улыбнулся на прощание:
— Три дня, эрцканцлер.
И, погарцевав среди отрубленных голов, пустил коня к лагерю. Фридрих на прощание отвесил шутливый поклон.
— Вот же самоуверенный хрен, — в сердцах выругался Ганс.
Альдор его не слышал. Ледяной страх скрутил живот, ослабели ватные ноги, вспотевшие ладони соскользнули с каменного парапета, и эрцканцлер начал сползать вниз. Слуга вовремя подхватил его.
— На вашей милости лица нет, — он снял с пояса мех с разбавленным вином и подал господину. Альдор сделал несколько глотков и с благодарностью кивнул.
— И все таки что же было в кошеле? — спросил Каланча.
Альдор на миг замолчал, выравнивая дыхание.
— Ничего особенного, — наконец ответил он. — Одна вещь, которая когда-то мне принадлежала. Мне нужно вернуться в замок. Ганс, пожалуйста, пригласи на сегодняшнее собрание командира «Сотни». Немедленно.
Он тяжело поднялся и поспешил прочь, оставив всех позади. Страх придавал сил, и Альдор шел по пешеходной галерее стены так быстро, что не заметил, как туман начал рассеиваться. Он вообще не мог смотреть в сторону лагеря мятежников, хотя понимал, что именно сейчас, особенно сейчас, должен это сделать. Любой ценой узнать состав и количество воинов, слабые места лагеря — сделать все, чтобы они не добрались до него. Убедившись, что за ним никто не наблюдал, Альдор достал кошель и вытащил содержимое, все еще надеясь ошибиться.
Не вышло. Сначала на его ладонь упал обручальный браслет работы латанийскийх мастеров — он принадлежал леди Батильде. Альдор узнал бы его из тысячи других — сам заказывал его для будущей жены. А следом на ладонь упал длинный светлый локон, отчего-то испачканный в крови. Альдор охнул — прядь волос тоже была срезана с головы Батильды. Женщины, которую он не любил, но которой был многим обязан. Женщины, от которой зависела его судьба как барона Ульцфельдского. Ибо эта женщина носила под сердцем его наследника.