Торговцы грезами
Шрифт:
— Привет, Джонни! — Ее голос звучал мягко.
— Ну, как у тебя дела? — спросил я.
— Теперь, когда ты здесь, уже лучше.
Так мы сидели, улыбаясь друг другу, пока не подошел официант, чтобы убрать со стола и поставить кофейные приборы. Около половины первого мы вышли из ресторана.
Гордон жил в Вествуде, куда добираться машиной примерно полчаса. Когда мы подъехали, окна дома еще были освещены.
Не успели мы подойти к входу, как Гордон открыл дверь. Его волосы были взъерошены, в руке он держал стакан. Гордон был явно чем-то встревожен. Увидев, что
Мы поздоровались и прошли за ним в гостиную. Джоан — его жена — была там. Увидев нас, она поднялась.
— Здравствуй, Джонни, — сказала она мне, затем подошла к Дорис и поцеловала ее. — Как Питер? — спросила она.
— Немного лучше, — ответила Дорис. — Он спит.
— Это хорошо, — сказала Джоан. — Ему просто надо немного отдохнуть, и все будет в порядке.
Я подошел к Гордону.
— Так что произошло?
Он опорожнил стакан и выразительно посмотрел на Дорис. Джоан поняла намек.
— Пойдем сварим кофе, пусть мужчины поговорят о делах.
Дорис понимающе улыбнулась и вышла за Джоан из комнаты. Я повернулся к Гордону.
— Ну?
— По городу гуляет слух, будто Ронсон хочет прижать тебя к ногтю, — сказал он.
Голливуд выпускал два вида продукции — фильмы и слухи. С утра до вечера здесь делали фильмы, а с вечера до утра плодили слухи. Многие спорили, что важнее — фильмы или слухи, но, по-моему, так и не пришли к какому-то определенному мнению.
— Выкладывай подробности, — сказал я.
— Ты сцепился с ним в Нью-Йорке? Он ведь не хотел, чтобы ты приезжал сюда к Питеру, а ты все же приехал. Как только ты улетел, он сразу связался со Стенли Фарбером, а завтра хочет прилететь сюда сам, чтобы с ним встретиться.
— И все, что ли? — сказал я.
— А что, этого недостаточно? — спросил он.
Я ухмыльнулся.
— Я-то думал, действительно что-то важное.
Я произнес это в тот момент, когда он наливал себе порцию виски. Гордон едва не выронил стакан.
— Послушай, Джонни, я ведь не шучу. Это же чертовски серьезно. Ты думаешь, что Дэйв Рот работает у него просто так?
Здесь Гордон был прав. Дэйв был правой рукой Фарбера, Ронсон устроил его помощником Гордона, чтобы можно было в любой момент нажать на меня. Теперь все было ясно. Если Рот встревал в дело, это сулило неприятности.
— А чем сейчас занимается Дэйв? — спросил я.
— Ты же знаешь Дэйва, — ответил он, пожав плечами. — Из него лишнего слова клещами не вытянешь, но, похоже, он чувствует себя довольно уверенно. — Гордон протянул мне стакан.
Я взял его и отпил виски, обдумывая ситуацию. Возможно, Ронсон на самом деле летит сюда, чтобы увидеть Фарбера, но кто лучше меня разбирался в делах компании? Я знал все ее слабые и сильные стороны. Я знал, что надо сделать и как сделать. И еще я знал, что меня никто не тронет, прежде чем дела компании не пойдут в гору.
— Послушай, Гордон, — сказал я, — перестань беспокоиться. С утра я буду на студии, и мы во всем разберемся.
Он с сомнением посмотрел на меня.
— Хорошо. Думаю, ты отдаешь себе отчет в своих действиях.
В комнату вошла Джоан, неся кофейник, за ней
Мы с Дорис выпили лишь кофе. Была почти половина третьего, когда мы приехали к ней домой.
В доме было тихо, свет горел только в гостиной. Дорис сбросила пальто и прошла наверх. Через минуту она спустилась.
— Он все еще спит, — сказала она. — Мама тоже. Сиделка сказала, что доктор сделал ей успокоительный укол. Бедняжка, ей трудно даже понять, что происходит. Один удар за другим.
Я прошел за Дорис в библиотеку. В камине горел огонь. Очень кстати: ночь была холодной. Не исключено, что заморозки погубят виноград. Мы уселись на диван, я обнял ее за плечи, притянул к себе и поцеловал. Она положила ладони мне на щеки и придвинула мое лицо к своему.
— Я знала, что ты придешь, Джонни, — прошептала она.
Я посмотрел на нее.
— Я б не смог быть вдали от тебя, даже если бы захотел.
Она положила голову мне на плечо, и мы стали наблюдать за язычками пламени в камине. Спустя некоторое время я сказал:
— Хочешь поговорить об этом, милашка?
— Для мужчины ты очень проницательный, — сказала она тихим голосом. — Ты ведь знал, что я не заговорю об этом первой.
Я ничего не ответил. Через несколько минут она снова сказала:
— Это началось вчера. Принесли телеграмму и вручили ее дворецкому. Я стояла возле двери, поэтому сразу взяла ее. Телеграмма была из Госдепартамента на имя отца. Я первая прочитала ее. И очень хорошо, что мне удалось сделать это первой. Вот что там было написано: «По сообщению нашего посольства в Мадриде, ваш сын — Марк Кесслер — убит в боях под Мадридом». Вот так просто. Я стояла возле двери, чувствуя, как кровь стынет в жилах. Мы знали, что Марк где-то в Европе, хотя почти целый год от него не было вестей. Но мы не думали, что он в Испании, мы полагали, что он в Париже со своими старыми друзьями, и не беспокоились. Во всяком случае, не беспокоились всерьез. Мы знали Марка. Рано или поздно он бы написал. Да к тому же папа и сам полагал, что Марку лучше побыть вдали от дома после всего происшедшего.
Дорис взяла сигарету с журнального столика, и я зажег ей спичку. Наклонившись, она прикурила, затем снова откинулась назад и медленно выпустила струйку дыма. В ее потемневших глазах светилась тревога.
— Ты знаешь, — сказала она, — наверное, мне никогда этого не понять. Марк ведь был таким жутким эгоистом, его никогда никто не интересовал, и все же он отправился в Испанию, вступил в бригаду имени Авраама Линкольна и погиб в борьбе за дело, в которое никогда не верил. Первая моя мысль была о матери, как она воспримет это. С тех пор, как Марк уехал, ее здоровье пошатнулось. Для нее он был все еще ребенком, и она не могла оставаться такой, как прежде, после того, как папа вышвырнул его из дома. Вообще-то, я думаю, что папе тоже хотелось, чтобы Марк вернулся, но ты ведь знаешь его немецкое упрямство.