Торговцы грезами
Шрифт:
— Никак не могу поверить в это. Никак не могу поверить в это…
В полночь я позвонил Питеру. От волнения я заикался.
— У нас сорок тысяч долларов, Питер! — кричал я в трубку.
— Что? — переспросил он дрожащим голосом. — Мне послышалось, будто ты сказал — сорок тысяч долларов?
— Правильно! — заорал я. — Сорок тысяч долларов! Все в восторге от картины!
На том конце провода воцарилось молчание. Затем раздался недоверчивый голос:
— Где ты, Джонни?
— В студии Бордена, — ответил я.
— Вилли там? — спросил он.
— Рядом со мной, — ответил я.
— Передай ему трубочку, — попросил Питер.
Я протянул трубку Бордену.
— Привет, Питер, — сказал Борден.
Я слышал, как Питер что-то взволнованно говорил на другом конце провода, но не мог разобрать что.
Борден повернулся и посмотрел на меня, слегка улыбнувшись.
Он подождал, пока Питер закончил говорить, на его лице сияла самодовольная улыбка.
— Нет, — ответил он. — Джонни совсем не пьян, он такой же трезвый, как и я. — Следующие несколько секунд Борден снова слушал Питера, потом проговорил: — Ну да, сорок тысяч долларов. Я своими глазами видел чеки.
В трубке снова зазвучал голос Питера, и Борден протянул ее мне.
— Ты что, не веришь мне? — спросил я.
— Верить тебе? — Голос Питера звенел от счастья. — Да я своим ушам не могу поверить. Это же надо, сорок тысяч долларов!
— Я переведу тебе деньги завтра утром, — сказал я.
— Не надо, — ответил он. — Переведи половину, чтобы я мог выплатить Элу его двадцать тысяч, остальная половина пойдет на уплату долгов.
— Но, Питер, мы же снова окажемся на мели. У нас долгов в Нью-Йорке тысяч на двадцать, а нам понадобятся деньги для новой картины.
— Когда я расплачусь с долгом за эту картину, я хоть одну ночь просплю спокойно, а наутро начну беспокоиться, где бы достать денег.
— А как насчет денег для строительства студии? Не можем же мы все время работать на ферме. Давай раздадим половину долгов, а остальные с удовольствием подождут. Судя по всему, картина принесет нам четверть миллиона долларов, и все об этом знают.
— Если она принесет нам столько денег, то мы спокойно можем себе позволить выплатить долги сейчас, — возразил Питер.
— Но этих денег нам придется ждать год, — запротестовал я. По законам штата деньги можно было получить не раньше, чем через полгода после выхода картины на экран. — Что же мы будем до этого делать? Сидеть сложа руки? Мы не можем себе это позволить.
Но Питер был неумолим.
— Заплати деньги, как я сказал. Это стоит сделать хотя бы для того, чтобы одну ночь проспать спокойно.
Я знал, что спорить бесполезно. Если он начинал говорить таким упрямым тоном, то переспорить его было уже невозможно.
— Ладно, Питер.
Он смягчился.
— Так им понравилась картина?
— Да они без ума от нее. Особенно от той сцены, где шериф перестреливается с бандитом в доме у девушки. Я знал, что ему это понравится, ведь это была его идея. По пьесе стрельба происходила в большом салуне, но у нас не было денег, чтобы построить такие декорации, и поэтому Питер решил перенести сцену в дом.
Он захохотал.
— Я ж тебе говорил, что так будет гораздо драматичнее, а?
— Ты был прав, Питер, — сказал я, с улыбкой слушая его гордый голос.
Он прищелкнул языком.
— Ну что, смогли они высидеть весь фильм?
— Да он им так понравился, что они не хотели, чтобы картина заканчивалась. В конце устроили овацию. Если бы ты только видел, Питер, как они встали и разразились аплодисментами.
Я слышал, как он отодвинул трубку от губ и принялся кому-то что-то объяснять, затем его голос зазвучал снова.
— Я вот сказал сейчас Эстер, что был прав, когда утверждал, что семь частей для фильма, это не так уж и много.
Я расхохотался, вспомнив, как он сказал однажды, что никто не сможет высидеть фильм из шести частей.
Он прервал мои воспоминания.
— Эстер спрашивает, кто платит за телефонный разговор?
Я посмотрел на Бордена и улыбнулся.
— Мы, конечно. Не думаешь ли ты, что я звоню с чужого телефона и не оплачу счет?
На том конце провода воцарилось молчание, затем раздался жалобный голос Питера.
— Но мы разговариваем уже почти двадцать минут. Это же сто долларов! — И он быстро попрощался: — До свидания, Джонни!
— Подожди, Питер… — начал я, но тут послышался щелчок, и связь прервалась. Я удивленно посмотрел на замолчавшую трубку и повесил ее на рычаг.
Я повернулся к Бордену и улыбнулся. Он пожал плечами, и мы вместе вышли из его кабинета в конференц-зал. Там было еще полно народа, оживленно обменивающегося мнениями. Воздух был сизым от дыма. Я заметил несколько представителей крупных компаний.
Один из них говорил:
— Это доказывает, что время фильмов из двух частей ушло раз и навсегда. Теперь нам надо мыслить категориями полнометражных фильмов.
— Да что ты говоришь, Сэм, — ответил другой. — Может, это и так, но как мы их будем снимать? В Нью-Йорке мы можем снимать только три месяца на натуре, в лучшем случае — это пять картин в год. А что потом? Сидеть сложа руки?
Первый подумал, прежде чем ответить.
— Надо найти такое место, где лето длиннее.