Торговец кофе
Шрифт:
– Ты знаешь, что можешь на меня положиться, – сказал Нунес, хотя и без теплоты, на которую рассчитывал Мигель.
Вероятнее всего, Нунес будет избегать излишних контактов с недругом Паридо, хотя парнасс и сам объявил о конце вражды. Мигель не знал, с чего начать, и не придумал ничего лучше, чем задать прямой вопрос:
– Что ты знаешь о плодах кофе?
– Плодах кофе, – задумчиво повторил Нунес. – Некоторые торговцы с Ост-Индией получают их из Мокки, и в основном ими торгуют на Востоке, где турки пьют их отвар вместо вина. Они не пользуются большой популярностью в Европе. Что касается этой биржи, в основном кофе покупают торговые агенты для Лондона и немного для Марселя
Мигель кивнул:
– Я слышал, что некоторые проявили интерес к кофе, но это дело деликатное. Не знаю, как объяснить, но есть люди, которые хотели бы, чтобы торговля кофе не развивалась.
– Я понимаю, – уклончиво сказал Нунес.
– Тогда позволь мне быть откровенным. Я хочу знать, можешь ли ты импортировать зерна кофе для меня в больших количествах, вдвое больше того, что поставляется в настоящее время за год. И я хочу знать, можешь ли ты держать эту операцию в тайне от всех.
– Конечно, это возможно. Думаю, в год поставляется около сорока пяти баррелей, в каждом около шестидесяти фунтов. В настоящее время кофе продается по полгульдена с небольшим за фунт, то есть тридцать три гульдена за баррель. Вам требуется девяносто баррелей, так? Чуть меньше трех тысяч гульденов?
Мигель постарался не думать, насколько огромна эта сумма.
– Правильно.
– Объемы ограничены, но думаю, я смогу получить девяносто баррелей. Я поговорю со своими людьми из Ост-Индии и поручу им поставить вам эти объемы.
– Но потребуется строжайшая конфиденциальность. Надо, чтобы даже матросы не знали, какой груз они везут. Сколько убытков может принести одно неосторожно сказанное слово…
– Это нетрудно. Я велю своим торговым агентам вписать в судовую декларацию название какого-нибудь другого товара, более распространенного. Это довольно частая практика. Как бы я продержался столько времени в коммерции, не умей хранить подобные секреты?
Мигелю хотелось захлопать в ладоши от радости, но он сдержался. "Будь спокоен, – велел он себе. – Делай равнодушный вид, будто эти планы интересуют тебя постольку-поскольку".
– Звучит заманчиво. После того как я сделаю заказ, сколько времени понадобится, чтобы товар был доставлен на склад в Амстердаме?
Нунес задумался:
– Для верности мне потребуется два месяца, максимум три. Плюс некоторое время на то, чтобы собрать нужное количество. И, Мигель, я буду держать язык за зубами здесь, но не могу ручаться за сохранение тайны, если речь идет о компании. Как только мои агенты начнут покупать кофе в больших количествах, кто-нибудь узнает об этом, и цены пойдут вверх.
– Понимаю. – Он чуть не сказал "не важно", но вовремя осекся. Лучше не раскрывать слишком многого. Нунесу можно доверять, но это не означало, что ему следует знать больше необходимого. – Мой покупатель учитывает это.
Нунес огладил коротко подстриженную бороду.
– Мне кажется, компания опять заинтересовалась кофе. В порту Мокка, откуда поступает кофе, полно кораблей с Востока. Корабли не успевают загружать.
– Но ты говоришь, что можешь достать то, что мне нужно?
– Компания любит накапливать запасы. Я тебе больше скажу: как ты, возможно, знаешь, по турецким законам за вывоз живого кофейного дерева грозит смертная казнь. Турки не хотят, чтобы кто-то, кроме них, выращивал и торговал кофе. Всем известно, какой это коварный народ, но, поверь, они невинные овечки в сравнении с голландцами. Морскому капитану по имени ван дер Брок удалось тайком вывезти кофейное дерево, и теперь компания начала выращивать кофе на собственных
Мигель кивнул:
– Когда придет время собирать урожай, компания захочет уже иметь рынок сбыта в Европе.
– Совершенно верно. Не буду спрашивать о твоих планах, но мне кажется, мы могли бы заключить договор. Я буду сообщать тебе все новости об этом товаре, какие услышу, если ты будешь иметь меня в виду как первоочередного поставщика и если это останется между нами.
– Согласен, – сказал Мигель.
Они ударили по рукам. Нунес явно почувствовал, что сможет заработать на этой сделке, поверил Мигелеву чутью.
Мигель не мог припомнить, когда он был настолько взволнован в последний раз. Даже когда он узнал, что в последнюю минуту цена на бренди выросла, и, если бы он не продал свои фьючерсы, смог бы заработать четыреста или пятьсот гульденов, ему было все равно. Какое значение могут иметь столь мелкие суммы? Через год он станет одним из самых богатых людей среди португальцев в Амстердаме.
Из "Правдивых и откровенных мемуаров Алонсо Алферонды"
После того как я был изгнан из общины, большинство моих друзей и партнеров отвернулись от меня. Многие предали меня из-за страха перед маамадом, другие потому, что были стадом, которое ни на минуту не допускало, что черем наложен на меня несправедливо. И, если быть откровенным, как я обещал, были и такие, кто полагал, будто я обманул их или злоупотребил их доверием, и ликовали, что с Алферондой покончено.
Люди, которые были должны мне деньги, отказывались платить, будто решение маамада отменяло все гражданские законы и личную честь. Старые деловые партнеры возвращали мои письма, не распечатывая. Из-за Паридо я остался без средств к существованию, и хотя у меня были кое-какие сбережения, я знал, что надолго их не хватит.
Не могу точно вспомнить, как получилось, что я начал ссужать деньги под проценты. Вопрос – здесь, обещание – там; и вот, проснувшись однажды утром, я понял, что стал ростовщиком. Тора не одобряет ростовщиков, но в Талмуде говорится, что можно обойти закон, чтобы выжить, а как иначе я мог выжить, если те, кто отвечает за соблюдение закона, несправедливо отняли у меня средства к существованию.
В Амстердаме таких, как я, было немало. Мы специализировались на разных сословиях, как таверны. Один ростовщик обслуживал ремесленников, другой – торговцев, третий – лавочников. Я решил никогда не иметь дела с евреями, ибо не хотел идти по этой дорожке. Я не хотел навязывать свою волю соотечественникам, чтобы они потом не говорили, будто я действовал против них. Я ссужал деньги голландцам, и то не всем. Так вышло, что я ссужал деньги самым отвратительным из них: ворам и бандитам, преступникам и ренегатам. Сам я не выбрал бы столь низкое сословие, но человеку надо зарабатывать на хлеб, и я попал в такую ситуацию помимо своей воли.
Я знал, что мне придется быть злодеем, если хочу, чтобы мне возвращали деньги. Ибо я ссужал деньги тем, кто зарабатывал свой хлеб, забирая то, что им не принадлежит, и у меня не было никакой уверенности, что мой капитал будет более неприкосновенным, чем кошелек пешехода или сейф хозяина лавочки. Единственным способом заставить этих людей выполнить их обещания было внушить им страх перед последствиями невыполнения.
К сожалению, Алонсо Алферонда не злодей. Он не способен быть грубым, жестоким и безжалостным, но недостаточная жестокость компенсируется у него хитростью.