Торговец кофе
Шрифт:
– Мы уже имели дело с подобной проблемой, – вступил Десинеа. – Вы систематически нарушаете постановления совета, полагая, будто лучше нас знаете, что хорошо для нашего народа.
– Точно, – продолжил бен Ерушалием. – Вы нарушаете правила маамада, думая, будто лучше других можете судить, что хорошо, а что плохо. Не имеет значения, сеньор, ищете ли вы благосклонности симпатичной голландской девушки или подаете милостыню неподобающему нееврею. И то и другое запрещено, и запрещено по веским причинам.
Мигель понял, что дело обстоит серьезнее,
– Благодарю вас, что уделили время для обсуждения этих вопросов и дали мне возможность исправить свое поведение. Я удвою усилия, чтобы расценивать свои поступки в свете общего благополучия нашей общины и быть бдительнее.
– Могу только надеяться, что вы так и сделаете, – строго сказал ему Десинеа. – Вы взрослый человек, сеньор Лиенсо, а не мальчик, чьи шалости можно простить.
Слова Десинеа больно задели, но Мигель знал, что его гордость это переживет. Прилив стал утихать в конце концов. Маамад сообщил то, что хотел, высказал предупреждение.
– Не уверен, что этого достаточно. – Соломон Паридо подался вперед, словно хотел что-то рассмотреть на лице Мигеля. Несмотря на предчувствие победы, он выглядел еще мрачнее, чем обычно. Даже чувство триумфа не приносило ему радости. – Подобные предупреждения могут быть эффективны, уверяю вас, достопочтенные сеньоры, но сомневаюсь, что этого будет достаточно в данном случае.
Я друг семьи сеньора Лиенсо, поэтому с искренним беспокойством вынужден напомнить о многочисленных предупреждениях, полученных им прежде. Теперь спросим: изменили они его поведение? Зажгли в его сердце новую любовь к Закону? Прощение – дар в глазах Господа, но мы не должны прощать чересчур легко или чересчур часто, это лишь вредит общине.
У Мигеля пересохло во рту. Может быть, подумал он, Паридо только выглядит суровым, чтобы скрыть свои истинные намерения защитить Мигеля. Зачем он весь последний месяц набивался в друзья – только чтобы теперь предать? Если он хотел наложить черем, почему не рассказал, как Мигель подкупил служанку, чтобы та объявила Паридо отцом того мифического ребенка? Мигель ничего не понимал.
– Мы не знаем, как предыдущие предупреждения повлияли на сеньора, – заметил бен Ерушалием. – Поэтому разве можно с уверенностью сказать, что они неэффективны? Возможно, мы значительно изменили поведение сеньора Лиенсо и спасли его от самого себя.
– Сеньоры, ваше добросердечие похвально, однако боюсь, что щедрость может принести нашей общине больше вреда, чем пользы.
Мигель почувствовал, что стул под ним закачался. Никакой показной суровости не было. Паридо хотел крови.
– Сеньор, – сказал бен Ерушалием, – это неподобающее обвинение. Вы с сеньором Лиенсо в ссоре, но священная Тора не велит нам держать зла.
– Дело не в ссоре. Весь Амстердам знает, что я пошел на мировую, но это не означает, что я буду молчать, видя зло. У меня есть основания полагать, – продолжал Паридо, – что Лиенсо затевает сделку, которая представляет прямую угрозу этой общине.
Так
– Это правда? – спросил Десинеа.
– Абсолютная неправда, – с трудом выдавил Мигель пересохшим ртом. – Сеньору Паридо, видимо, стоит перепроверить свой источник сведений.
– Вы можете сообщить нам подробности, сеньор Паридо? – попросил бен Ерушалием.
– Я полагаю, это Лиенсо должен сообщить нам подробности.
– Сеньор Лиенсо, – поправил Мигель.
– Члены совета не нуждаются в уроках этикета, – заметил Паридо. – Вы здесь, чтобы отвечать на наши вопросы.
– Сеньор Паридо прав, – заявил другой парнасс, Гидеон Карвоэйро. – Двое господ высказали свое мнение, но это еще ничего не значит. Сеньор задал вопрос. Мы не можем вызывать на совет человека и позволять ему выбирать вопросы, которые ему нравятся.
Паридо почти не скрывал улыбку:
– Совершенно верно. Вы должны рассказать о своем новом предприятии.
Так вот в чем дело. Паридо искал дружбы, чтобы выведать у Мигеля его планы по торговле кофе. Когда у него ничего не получилось, он ловко использовал свое положение в маамаде не для того, чтобы отлучить Мигеля, а для того, чтобы под предлогом их давней вражды узнать о его предприятии. Паридо был уверен, что теперь у Мигеля нет иного выбора, как выдать свои секреты. В противном случае ему грозит черем, так как неповиновение совету считается одним из самых серьезных преступлений. Паридо блестяще устроил свою ловушку: Мигель должен выдать свои секреты или погибнуть.
Но Мигель не собирался так легко сдаваться. Куда еврею из Салоник тягаться в мастерстве плетения интриг с бывшим тайным иудеем! Пусть Паридо узнает, что такое настоящая хитрость.
– Сеньоры, – начал он, наскоро обдумав, как сформулировать ответ, – надеюсь, вы понимаете, что человек, занимающийся коммерцией, не всегда волен отвечать на вопросы, касающиеся его дел. У меня договоры с другими купцами, которые полагаются на мое молчание. Нет нужды объяснять вам роль слухов на бирже и необходимость сохранять некоторые сделки в тайне.
– В данный момент такая роскошь, как тайна, вам недоступна, – сказал Паридо. – Маамад обязан защищать наш народ, и это куда важнее вашего желания сохранить тайну.
Мигель с трудом сглотнул. Он может погубить себя, если будет говорить слишком заносчиво, но если выберет правильный тон – будет спасен.
– Тогда, сеньоры, вынужден извиниться, но ответить я не вправе.
Десинеа наклонился вперед:
– Вынужден напомнить, что наш народ не знает более тяжкого преступления, чем отказ сотрудничать с маамадом. Какую бы торговую сделку вы ни задумали, законна она или нет, ее будет трудно осуществить, если вы навлечете на себя гнев народа.