Торговец пушками
Шрифт:
– Здравствуйте, Филип.
Я старался быть вежливым. Честное слово, старался.
– Иди в жопу! – ответил Филип. И повернулся к Ронни: – Это и есть тот говнюк, что выдул мою водку?
Группка туристов в ярких анораках остановилась и заулыбалась, глядя на забавную троицу и, видимо, надеясь, что мы просто старые добрые друзья. Я тоже на это надеялся, но иногда одной надежды мало.
– Филип, прошу тебя, не будь занудой. Ронни с силой захлопнула багажник и обошла машину. Я же, напротив, постарался отодвинуться, а потом и убраться с глаз долой. Быть втянутым в чужую предсвадебную склоку – последнее дело. Но от Филипа
– Ты куда это, мудила, намылился?
– Туда.
– Филип, перестань.
– Слышь, ты, член с ушами, кто ты такой, а?
Правой рукой он цапнул меня за лацкан. Крепко цапнул, но не более. Я посмотрел на его руку, затем перевел взгляд на Ронни, давая ей возможность помешать тому, что назревало.
– Филип, пожалуйста, не будь таким идиотом. Безусловно, это была самая неудачная из всех неудачных фраз, что Ронни могла придумать. Когда мужчина сам загоняет себя в угол, последнее, чем можно его притормозить, – это обозвать его идиотом. Я бы на ее месте извинился, или погладил бы его по головке, или улыбнулся. В общем, сделал бы все, дабы подавить прилив тестостерона.
– Я задал тебе вопрос, – не унимался Филип. – Ты кто такой? Чтобы лакать из моего бара и отираться в моем доме?
– Уберите руку, пожалуйста, – сказал я. – Вы помнете мне куртку.
Видите, очень благоразумно. Никаких запугиваний, никаких яростных воплей – ничего такого, что могло бы дать лишний повод. Простая забота о куртке. Очень по-мужски.
– Да по барабану мне твоя куртка! Ты что, не понял, урод?
Что ж, значит, так тому и быть. Теперь, когда все дипломатические каналы испробованы, придется выбрать насилие.
Сначала я просто оттолкнул его от себя. Он, разумеется, и не подумал отцепиться – обычное дело в такой ситуации. Тогда я отступил назад и чуточку в сторону, так, что ему пришлось вывернуть кисть. Как бы невзначай я положил ладонь на его пальцы, вцепившиеся в мой лацкан, выставил локоть и через миг с силой надавил им на его руку. Если кому интересно, в айкидо такой прием называется «никкио» – колоссальная боль практически без усилий.
Лицо Филипа цветом стало походить на свежевыпавший снег. Он пригнулся, отчаянно пытаясь ослабить давление на лучезапястный сустав. Я отпустил его прежде, чем он рухнул на колени – в расчете, что чем меньше унижений выпадет на его долю, тем меньше он будет ерепениться. А еще мне совсем не улыбалось, чтобы Ронни до вечера простояла подле него на коленях, причитая: «Ну же, ну, кто тут у нас храбрый мальчик?»
– Прошу прощения, – сказал я и неуверенно улыбнулся, словно и сам не понял, как это все вдруг произошло. – Вы в порядке?
Филип схватился за поврежденную руку и ненавидяще зыркнул на меня, но мы оба прекрасно знали, что продолжения не последует. Хотя он вовсе не был уверен, что я сделал ему больно ненароком.
Ронни быстро протиснулась между нами и ласково положила руку ему на грудь.
– Филип, ты все не так понял.
– Неужели?
– Это просто бизнес.
– Да ну! Ты трахаешься с ним. Я же не идиот.
Последняя ремарка заставила бы любого нормального обвинителя моментально вскочить на ноги, но Ронни лишь повернулась ко мне и заговорщически подмигнула.
– Это Артур Коллинз, – сказала она и стала ждать, пока Филип наморщит лоб. Что он в конце концов и сделал. – Он написал тот триптих, что мы видели в Бате. Помнишь? Ты тогда еще сказал, что он тебе нравится.
Филип посмотрел на Ронни, потом на меня, затем снова на Ронни. Земля успела чуток повернуться, пока мы дождались, когда он все это пережует. Одна его часть чувствовала себя неловко, но зато другая, гораздо большая его часть, явно вздохнула с облегчением: ведь теперь у него появилась возможность ухватиться за вполне уважительную причину больше не наезжать на меня. «И вот, ну вы меня знаете, я уже готов вырубить этого козла, чтоб он ползал передо мной на коленках, умоляя о пощаде, – и надо же, какой прокол! Чувак, оказывается, вообще не при делах. Вот это хохма! Филип, ты просто супер!»
– Тот, что с овцами? – пробурчал он, поправляя галстук и выдергивая манжеты хорошо отработанным движением.
Я посмотрел на Ронни, но та и не подумала прийти мне на помощь. Пришлось выкручиваться самому:
– Вообще-то с ангелами. Но многие почему-то путают их с овцами.
Похоже, такой ответ вполне устроил Филипа. Физиономия его расплылась в улыбке:
– Черт, мне так неудобно. Что вы обо мне подумали, а? Я-то решил... н у, теперь ведь это уже неважно, правда? Просто какой-то парень... ладно, не берите в голову.
И так далее в том же духе. Я лишь широко раскинул руки, словно показывая, что прекрасно все понимаю и что сам точно так же ошибаюсь раза по три-четыре на дню.
– Вы не возражаете, мистер Коллинз? – спросил Филип, беря Ронни под локоток.
– Пожалуйста, пожалуйста.
Теперь мы с Филипом были просто-таки закадычными приятелями.
Они отошли в сторонку, а я вспомнил, что прошло уже как минимум минут пять с тех пор, как я последний раз курил. Надо было поправить положение. Цветастые анораки все еще тревожно болтались неподалеку, и я помахал им, словно говоря, что, мол, да, Лондон действительно сумасшедшее местечко и вам, ребята, лучше тут не задерживаться, так что всего вам хорошего.
Филип пытался отыграться на Ронни – это было очевидно. Однако, вместо того чтобы поставить на «прости меня, пожалуйста», он поставил на гораздо более слабую позицию – «ладно, на этот раз я тебя прощаю». И зря. Я всегда говорил, что более сильная карта в конечном итоге дает более крупную взятку. Лицо Ронни исказилось гримасой согласия пополам со скукой. Она то и дело бросала на меня быстрые взгляды, дабы показать, как ее все это достало.
Я улыбнулся ей, как раз когда Филип полез в карман и вытащил какие-то бумажки. Длинные прямоугольнички. Билеты на самолет. Билеты класса «на все выходные, только ты и я, море шампанского и горы секса». Протянув один билет Ронни, он поцеловал ее в лоб – очередная ошибка, – помахал Артуру Коллинзу, заслуженному художнику Западной Англии и окрестностей, и зашагал вниз по улице.
Ронни проводила его взглядом и не спеша вернулась ко мне.
– Ангелы, – сказала она.
– Артур Коллинз, – парировал я. Посмотрев на билет, она тяжко вздохнула:
– Он считает, что нам нужно еще раз попытаться все наладить. Мол, наши отношения ему слишком дороги и все такое.
Я ахнул в притворном ужасе, и мы принялись разглядывать тротуар.
– Значит, он везет тебя в Париж, да? Немного старомодно, сказал бы я, будь это мое дело.
– В Прагу, – поправила Ронни, и в моем мозгу бренькнул колокольчик. Ронни открыла билет. – Филип говорит, что Прага – это новая Венеция.