Торговец смертью: Торговец смертью. Большие гонки. Плейбой и его убийца
Шрифт:
Ты же не думаешь, что я занимаюсь такими вещами каждую неделю, не так ли? Я убиваю тогда, когда не существует другого способа решения проблемы, — и Сен-Бриак был одним из тех, кого нужно было убить. Не сделай мы этого, он убил бы огромное количество людей и, возможно, вызвал бы войну. Потому я нашел тебя. Видишь ли, ты был сделан, как на заказ, не правда ли? В любом случае я знал, как добраться до них. А я никогда не ошибаюсь.
— Полагаю, что это когда-нибудь должно было случиться впервые, — сказал Крейг. — Мне очень жаль, что таким случаем оказался я.
— Когда я говорю
— А Эшфорд?
— Эшфорд просто столкнулся с проблемой, слишком серьезной для него. Он любил человека, который пытался погубить свою страну. Он обнаружил это… и это оказалось для него слишком тяжело. Это его убило. Когда мы начали серьезно обсуждать меры, которые должны предпринять наши люди, он попытался связаться с британской разведывательной службой, и мы сказали, что это его право. Мы не могли допустить, чтобы он был связан с нами. Другая сторона наверняка узнала об этом, но они не смогли ничего доказать.
— Во всяком случае, большинство их них порядочные люди. Алжир для них — сумасшедший дом с открытыми настежь дверьми. И они пытаются их закрыть. Сложность заключается в том, что некоторые из этих сумасшедших — достаточно высокопоставленные люди, настолько высокопоставленные, что имеют возможность защитить Сен-Бриака и ему подобных; будь это не так, мы давно запросили бы его выдачи. Теперь он мертв и они ничего не смогут с этим сделать, разве только потребовать твоей выдачи. И если ты — Крейг, то ты мертв, а если ты — Рейнольдс, то тебя не существует. И мы можем это доказать.
— А что делать с блестящей идеей инспектора Маршалла?
— О ней забудут, — сказал Лумис. — Нас это не интересует.
— А Дюкло и Пуселли?
— Я думаю, что сейчас они в тюрьме, — сказал Лумис, — если этот твой приятель Тернер действительно так богат, как он говорит. Еще что-нибудь?
— Вы сказали, что знаете, почему я делаю ошибки.
— Это очень просто. Ты слишком долго находился в одиночестве. Все эти годы ты жил, будучи накрепко отгорожен от всех остальных — и никому, кроме себя, не доверял. И теперь ты пытаешься вернуться назад, попытаться опереться на других людей; сделать так, чтобы они опирались на тебя. Это делает тебя уязвимым, Крейг. Но зато это делает тебя человечным.
Крейг кивнул.
— Я не жалуюсь, — сказал он. — Будет лучше, если дело будет обстоять именно таким образом. А что с моей женой?
— Никаких изменений, — Лумис покачал головой. — Но маловероятно, что она поправится, по крайней мере, сейчас положение именно таково.
— Мы привыкли друг к другу, — сказал Крейг. — И в значительной мере это была моя вина. Я мог бы изменить ее, если бы попытался. Но я не хотел даже пробовать. — Он
— Ну конечно, — кивнул Лумис. — Мы перевели ее в другое место. Теперь у нее квартира на Риджент-парк. Можешь ехать туда. Мы позвоним, если понадобится. Вот адрес. — Он протянул Крейгу листок. — Тебе тяжело досталось, сынок. Я знаю. Люди, подобные Сен-Бриаку, знают, как причинить боль. И я знаю, что ты ничего им не сказал. Если бы ты захотел, то мог бы не возвращаться сюда. Я благодарен, что ты это сделал.
Крейг кивнул и вышел.
— Он — неплохой парень, — заметил Лумис.
— Превосходный, — сказал Грирсон.
— Он тебе понравился, не так ли? Это меня не удивляет. Он хорошо поработал. Жаль, что мы не встретились с ним много лет назад. Теперь уже слишком поздно. Он больше не хочет оставаться один, а только в таком случае он мог бы представлять для нас какой-то интерес.
Квартира на Риджент-парк оказалась большой, полной воздуха и обставленной в соответствии со спокойным вкусом хорошего стилиста: подобающие ковры на паркетном полу, подобающие тона мебели, традиционные и в то же время современные; скромно закрытый телевизор; копии трех известных полотен — Ван Гога, Моне и Каналетто — повешены наилучшим образом.
Когда Крейг пришел, квартира была пуста. Он заглянул в буфет и шкафы и заметил, как тщательно разложены его вещи, восхитился спокойным видом на парк, строгим порядком на кухне, налил себе выпить и уселся в ожидании. Оно не затянулось.
Послышался звук ключа, повернутого в замке, но Крейг остался сидеть, потягивая свою выпивку, спокойный и довольный. Высокие каблуки простучали на кухню, хлопнула дверца холодильника, и послышался шум воды из крана, наливаемой в чайник. Когда Тесса вошла наконец в комнату, она выглядела высокой и элегантной в темно-синем костюме, с сумкой из белой соломки через плечо, но когда она увидела его, сумка полетела на пол и вся элегантность пропала.
— Боже мой, — сказала она. — О Боже мой.
Когда он встал, она бросилась к нему, тесно прижалась всем телом, но когда он нагнулся, чтобы поцеловать, уткнулась лицом ему в плечо и не поднимала глаз до тех пор, пока он не взял ее за подбородок и не откинул ее голову назад.
— Тесса, — спросил он, — что-то случилось?
— Я думала, ты никогда не вернешься назад, — выговорила она, задыхаясь. — Я думала, что все кончено. А ты повредил руку. Что случилось? Ты попал в аварию? Милый, тебе надо быть осторожнее. И, пожалуйста, прости меня. Мы с тобой ссорились — разве ты не помнишь? Я знаю, что это было глупо, и чувствую себя очень неловко, потому что не могла удержаться.
Он же все забыл, кроме того, что она была нужна ему и что она должна жить. Когда он поцеловал ее, ее губы были сухими, твердыми и неподатливыми, но наконец они оттаяли и ее язык скользнул меж его зубов. Когда он отпустил ее, она откинулась назад в кольце его рук.
— Мне очень жаль, — сказала Тесса. — Я знаю, я была глупой, но… о мой милый, я настолько счастлива… черт возьми, что у тебя в пиджаке?
Она расстегнула пуговицы, и пиджак распахнулся. Под ним все еще висел кольт «вудсмен».