Торговец смертью: Торговец смертью. Большие гонки. Плейбой и его убийца
Шрифт:
Я уже собрался приложиться к своему личному резерву, когда огромный клуб гашишного дыма покатился ко мне. Внутри этого танцующего облака материализовался Тимоти Риордан с сияющим лицом и мечтательным взглядом. Падающие на лоб локоны как никогда делали его похожим на Байрона.
— Все еще жив, как я посмотрю, — сказал он, рассмеявшись своей собственной шутке.
Я оскалил зубы в улыбке и протянул ему фляжку. Он схватил ее и выпил залпом, как человек, привыкший поглощать очищенный керосин.
— Некто вас ищет на этой вечеринке, — прокудахтал он, как это делают наркоманы. Тим
— Еще раз добрый день, старина.
Совершенно рефлекторно я двинул изо всех сил локтем ему в горло. Он отлетел назад в головокружительном пируэте, разбрызгивая пиво из кружки, и добродушная детская улыбка тут же слетела с его невинного лица. Я не смог даже извиниться, потому что меня натренировали действовать таким образом, когда я чем-то напуган.
Он лежал на полу, все еще не в состоянии нормально дышать. Главное в поединке без оружия — отработать нужные условные рефлексы. Никогда не думай: «Ах! Он идет на меня с ножом, нужно выбить этот нож, схватив его за руку, ударив в пах и отправив таким образом на землю». Об этом не думают, когда хорошо тренированы. Кто-то желает вам зла и делает угрожающее движение в вашу сторону, реакция следует автоматически. Это чистый рефлекс. У тебя нет времени на размышления.
Что касается меня, то я достаточно поднатаскался. Вначале — мое собственное желание остаться в форме и не позволять на пляже бросать песок себе в лицо. Затем тренировочный лагерь в Техасе, когда я работал на немного специфичную авиационную компанию и, наконец, в довершение всего, на курсах в VI Пи-Эн, названных крайне эфемерно «физическим воспитанием».
Я не мог позволить себе убить его. Он пощекотал нервы и получил соответствующий результат. Неважно, что он просто хотел показаться любезным, что был счастлив увидеть меня и объясниться, кто он и что делал в моей квартире.
Прошло несколько секунд, и к толпе вернулся коллективный разум. Не думаю, что кто-то видел мой удар. Они начали собираться вокруг него и давать советы, как прекратить припадок эпилепсии. Тим был шокирован.
— Ты не должен был делать этого, он не желал тебе зла. Знаешь, он работает на министерство обороны.
Настроение мое сразу испортилось. Да и в толпе начали возникать смутные подозрения. Мне не хотелось дожидаться ни линчевания из-за неуместного поступка, ни просьб повторить для демонстрации. Рядом со мной материализовалась Жозефина. Я невинно улыбнулся всем, пожал плечами, как бы говоря: «Знаете, всегда вот так…» — и увлек ее за собой на улицу.
Нам понадобилось меньше минуты, чтобы достичь автомобиля. Я забыл о противоугонной системе и мне пришлось очень быстро открывать дверцу под холодным подозрительным взглядом полицейского, чтобы отключить сигнал. Жозефина скользнула внутрь на сиденье рядом со мной, ее платье поднялось на неприличную высоту.
— Впервые я вижу, чтобы кто-то
— У достаточно нудного тренера по физкультуре. Произошла ошибка.
Она только восторженно улыбнулась.
Я медленно поехал к реке, опустив стекла в надежде, что свежий ветер охладит мой жар и успокоит сердцебиение, все еще находящееся под действием адреналина. Ненавижу насилие, ибо слишком хорошо представляю его действие на себе.
Мне хотелось оказаться подальше от Челси и возможных последствий неспровоцированного нападения одного из функционеров Ее Высочества.
Я привез Жозефину в одно бистро в каньонах красного кирпича за Бромптон-роуд. Основной декорацией там были портреты генералов от Паттона до де Голля, не минуя и Роммеля, обрамленные в шероховатые деревянные подрамники. Еда — типичная для бистро. Местечко это называлось «Корп». Жози со вкусом занялась небольшим стейком, затерявшемся в грибном соусе, баклажанах, корнишонах и прочей снеди. В серых глазах отражалось пламя свечей и смотреть на нее было приятно. Теперь, когда каждая девушка считала, что никогда в жизни не употребляла ничего приличного, я привык выходить на люди с теми, кто довольствовался маленьким кусочком мяса и полпорцией салата, избегая всего остального. Так ужасно, что пища стоит дорого и две трети людей на свете умирают от голода.
Но Жози умела есть. Она поглотила фруктовый салат, будто мельничные жернова. Затем взяла большой кусок пирожного с кремом, покрытого шоколадом на немецкий манер. Мы выпили бутылочку ординарного красного вина и еще худшего бренди неизвестного происхождения. Я умилялся этой девушкой. Сам обжора по натуре, знакомый с проблемой веса, я отлично знал соблазны жизни. Она опустошила чашку кофе (большую чашку) и лениво улыбнулась одними губами. Взгляд ее говорил все: сейчас она была совершенно счастлива.
— Как вас зовут, мэтр? — спросила она, взяв у меня сигарету.
— Филипп.
Я взглянул на часы, золотой квадрат чуть толще бритвенного лезвия на золотом браслете. Они не показывали точное время, приобрел их я на свой первый и последний гонорар за работу, не зависевшую от Руперта Квина. На часах было десять тридцать, к тому же у меня выдался утомительный день.
— Я отвезу вас домой, золотце, — сказал я.
Мы ушли после того, как я оставил приличные чаевые официантке, одетой в эластичные белоснежные брючки на три размера меньше необходимого. Обслуживание было не столь изысканно, сколь живописно.
— Я предпочла бы поехать к вам, — откровенно заявила Жози.
С каждой минутой я все больше влюблялся в нее.
— Я крайне огорчен, но по различным причинам, одна из которых — тот тип, которого я по ошибке чуть не убил, я бы предпочел не возвращаться к себе.
Другой причиной была мисс Принг, но мне не хватило храбрости объяснить все это. Она засмеялась. Эта девчонка вечно смеялась.
— Что у вас за профессия?
Я совершал сложный маневр между двумя такси, водители которых решили, что они на больших гонках, и старым «фордом зефир». Я рассчитал, что поскольку моя машина спортивная, то я с этим справлюсь.