Торикаэбая моногатари, или Путаница
Шрифт:
Вакагими напустил на себя равнодушный вид, но на самом деле его одолевало любопытство. Химэгими покраснела. Понимая, что открыть письмо было бы опасным, она спрятала его. И у нее были основания для этого. Вакагими ушел ни с чем.
Государь ждал ответа напрасно, когда он понял это, его взяла досада: ему было нестерпимо трудно выносить разлуку, но он заставил себя казаться равнодушным.
«Она ведет себя, будто это какие-то забавы. Впрочем, этому действительно не стоит придавать чрезмерного значения», — подумал государь. Он выглядел
Государь не стал откровенно рассказывать Советнику о том, что произошло ночью:
— Я лишь мельком видел ее, мне кажется, это была она, при тусклом свете лампы она была так прекрасна — я подобной еще не встречал. Удивительно, но у меня такое чувство, что этот образ все еще со мной. Я искренне люблю ее, и думаю только о том, что же теперь делать — ведь ваш отец наотрез отказал мне. Сделать вид, что я об этом просто не знаю и сблизиться с Распорядительницей было бы безумием — мне пришлось отступить. Но вдруг я понял, что до сих пор ничего подобного не чувствовал, а значит нужно что-то предпринять. Я знаю: ты понимаешь, что я имею в виду. Вчера ночью я случайно подглядел за ней, а сегодня вечером ты должен проводить меня к ней! — у государя текли слезы.
«Значит, я оказался прав, вряд ли можно предположить, что государь просто подсматривал. Да и Химэгими выглядит очень странно, здесь что-то не так», — подумал Вакагими. Государь показался Вакагими влюбленным в Химэгими без памяти, это чрезвычайно обрадовало его. У нее, безусловно, безупречное происхождение, так что она имеет все основания для того, чтобы стать государыней, однако государю позволили сойтись с ней без соответствующих приготовлений, и это очень расстраивало Вакагими.
«Раз так, для начала доставлю письмо», — уходя, подумал Вакагими.
Поскольку дело было слишком серьезным, Вакагими без утайки поведал обо всем отцу: и выглядят они оба как-то странно, и сам государь говорил то-то и то-то. Садайдзин подумал, что, видно, так и должно было случиться, и очень обрадовался.
Он столько лет переживал из-за своих детей, и теперь известие Вакагими сделало его счастливым. Не показывая, что ему что-то известно, он надарил Химэгими нарядов и других приличествующих случаю вещей — еще более великолепных, чем обыкновенно. Все в комнате, вплоть до занавесок, было приведено в порядок и украшено соответствующим образом. Годами Садайдзин вкладывал всю душу в заботы о дочери и переживал, что ее служба такая незаметная, и вот наконец его сердце наполнилось гордостью — ведь сам государь посещает ее.
Любовь государя становилась все сильнее. В нраве и облике Химэгими не было ни малейшего недостатка, она обладала всем необходимым, чтобы занять место государыни, и все же одно обстоятельство тревожило сердце государя: «О ее бывшей связи не известно широко, может быть всего две-три дамы и знают, и уж наверняка, даже если они и вспомнят об этом, они не из числа моих жен или наложниц. Так как она служит при дворе, я смогу посещать ее тайно, а потом — как сердце подскажет, нет никаких препятствий для того, чтобы она стала государыней».
Таиться
В усадьбу, которую Вакагими выстроил на Второй линии, в десятых числах третьей луны должна была прибыть принцесса Ёсино. Находясь десятого числа в Ёсино, Вакагими беспокоился о том, что после отъезда дочери принц-отшельник почувствует себя еще более одиноким и станет грустить, поэтому Вакагими всячески старался угодить ему. Он подарил принцу земли, которые имел в этих местах, и делал все, чтобы как-то поддержать принца и развеять его тоску. Однако принц сказал:
— Простите, но у меня совсем другие намерения. До этого времени я был, как говорится, стреножен. Поневоле я вел себя так, будто был недалек от горестей этого мира, и поэтому мое жилище было расположено так к нему близко. Но теперь я свободен от пут и не сожалею об этом — всем сердцем желаю одного: чтобы мои следы затерялись в горах, где слышны лишь голоса птиц. Вы очень добры, но все это мне не к чему, — сказал принц и вернул Вакагими его дары. Он стал готовиться к тому, чтобы уйти далеко в горы.
Старшей принцессой Ёсино овладело беспокойство. Она не привыкла к свету, была неопытной, и, отправляясь в столицу, боялась, как бы там люди не стали над ней смеяться, опасалась того, что там ее ждут одни огорчения. Она думала, что если так и вправду случится, она вернется сюда, где вдали от горестей мира и будет ее последнее пристанище. Только бы здесь ничего не менялось, только бы не обветшал ее дом. Если все будет именно так, вот тогда она будет спокойна. Принцесса, впрочем, была достаточно умна, чтобы ничего этого не высказать вслух.
В назначенный день были проведены трогательные прощальные церемонии. Поскольку оставить здесь младшую принцессу было нельзя, она уезжала вместе со старшей. Старшая с ужасом думала, что ее ожидает в столице. Ее отец объявил свою волю.
— Тебе незачем возвращаться в эту хижину. Я не еду в столицу, мы видимся в последний раз. Ты знаешь, что я тяготился этой жизнью с вами и не мог отдаться молитвам о будущей жизни, теперь я смогу посвятить себя этому служению, и это очень радует меня, — сказал принц плача.
Уйдете вы, Я буду далеко — Мы расстаемся. Мы свидимся едва ли — Плачу.— Сегодня счастливый день, плакать нельзя, — он смахнул слезы.
Старшая дочь прочла:
Когда теперь мы свидимся, Не знаю. На расставания дорогу Должна вступить я. Плачу, плачу, но иду.Она закрыла лицо рукавом, но никак не могла покинуть отца.
Младшая дочь сложила: