Торлон. Трилогия
Шрифт:
— Если бы тебя сейчас услышал Ракли, он бы сказал, что это потому, что угрозы пожара больше не существует.
— Пускай он расскажет об этом Харлину… Как ты считаешь, можно будет пробраться в подпол его сгоревшего дома?
— Это еще зачем?!
— У Харлина там кое-что осталось ценное, — неопределенно ответил Фейли, и Тэрлу показалось, что старый друг зачем-то таится от него. Вслух же он заметил:
— Я бы предпочел туда больше не соваться. С меня одной потасовки вполне достаточно.
— Не припомню, вита Тэрл, чтобы вы отказывались от доброй схватки, — улыбнулся прислушивавшийся к их разговору Струн. — Если хотите, я сам туда наведаюсь и все разнюхаю. Меня там никто все равно не знает.
Собеседники взглянули на него так, что он прикусил язык и больше не напрашивался.
Струн не отличался военной хитростью и предпочитал как лучший ученик Тэрла доверять своим недюжинным навыкам единоборца, однако сейчас ситуация явно требовала неочевидных решений. А уж в этом с собравшимися здесь сотоварищами он бы тягаться не стал. Для него каждый из них был живой легендой, правда, далеко не такой, что передается из уст в уста. Если завтра они погибнут, едва ли кто превратит память о них в очередной культ очередных героев.
Взять хотя бы Фейли. Служил в молодости под началом Тэрла, не раз стоял с ним спина к спине, отбиваясь от превосходящих их сил шеважа, однажды буквально спас ему жизнь, за что сам поплатился и был отослан Ракли на далекую заставу. Тогда же Тэрл вынужденно вернулся в родную деревню, был избран аолом и занялся тем, чем занимался до сих пор, — в перерывах между работой на пахоте и в тайне от других делал из миролюбивых односельчан заправских бойцов, способных при необходимости постоять за родной тун. В отличие от остальных эльгяр, изредка возвращавшихся в Вайла’тун для передышки и долгожданной встречи с семьей, Фейли сидел на заставе Граки безвылазно, и до окружения Тэрла доходили только разрозненные слухи о его подвигах в Пограничье. Будучи мастером боя на двуручных мечах, он по каким-то причинам утаил свое искусство и предпочел числиться среди арбалетчиков, но и там умудрился превзойти многих опытных виггеров в меткости и скорости стрельбы. Говорили, что однажды, воспользовавшись затишьем, он вызвался сходить на вылазку и, получив разрешение Граки, у которого служил личным помощником, столкнулся с тремя лазутчиками шеважа. Пока те выхватывали стрелы и натягивали луки, он на глазах у потрясенных товарищей, не успевших даже испугаться, уложил всех троих выстрелами из арбалета, причем во всех случаях попал точно в кадык противнику — единственное место, не защищенное даже самыми изощренными доспехами. Когда же его спросили, как ему удалось справиться с тугой тетивой, для натяжения которой обычно требовался целый сложный механизм, он признался, что в момент опасности просто забыл о нем.
Что касается Мадлоха, то он как раз прирожденный арбалетчик, хотя и родился, говорят, рыбаком. Строит из себя брюзгливого паникера, вечно всем недовольного и сварливого. Однако Струну приходилось видеть его в деле, когда от быстроты и точности единственного выстрела зависела жизнь, и выяснялось, что под одной личиной скрываются два разных человека. Мадлох мрачнел, серьезнел, черты его лица приобретали каменную твердость, он даже как будто становился выше ростом и шире в плечах, а руки его переставали нервно дрожать и срастались с излюбленным оружием. Когда же опасность миновала, Мадлох на глазах снова куксился и превращался в изнеженного ребенка, которому все не нравится, все его раздражает. Переход из одного состояния в противоположное давался ему настолько легко, что никто толком не понимал, каков же он на самом деле. В этом смысле Струн полагался на мнение Тэрла, а Тэрл категорично заявлял, что Мадлох — не просто лучший стрелок Торлона, он — искуснейший из виггеров, если подразумевать под этим не только силу и отвагу, но и определенный склад ума.
Чего уж там говорить о самом Тэрле, ставшем после вынужденного возвращения в деревню настоящим ее старостой, на которого односельчане — и Струн в их числе — молились, быть может, даже еще более пылко, нежели на беору прославленного Лаирта. В отличие от легендарного героя, тоже по происхождению фолдита, ушедшего из этих мест по первому зову Дули, Тэрл был своим, понятным, земным, начисто лишенным присущей людям его чина спеси, горделивости и позерства. Что тем более свойственно вабонам малорослым, желающим показать всем и вся, что они тоже кое-чего стоят. Не будучи великаном, Струн мог судить об этом по самому себе. Ему был особо памятен день их первой встречи, когда он вместе с остальными жителями туна пришел на площадь перед теремом познакомиться с новоприбывшим бойцом из гвардии самого Ракли, бойцом, которого прочили в новые аолы на смену недавно почившему, приходившемуся ему дядей. Струн по молодости считал, что столь ответственный титул должен не передаваться по наследству, а заслуживаться и прежде всего — долгой и праведной жизнью в туне, а не в каком-то там замке или Пограничье.
Тэрл приехал в деревню накануне ночью и до утра отсыпался, так что те, кто не был знаком с ним заранее, терялись в догадках относительно того, каков он с виду, тогда как старики только знай себе пересмеивались да перешептывались. Вероятно, они же пустили слух, будто Тэрл — настоящий гигант, не подошедший Ракли именно потому, что его было видно издалека даже за макушками деревьев. Поскольку время шло, а из терема никто не выходил, собравшиеся на площади стали волноваться. Посланный на всякий случай проверить, все ли в порядке, Кемпли, могучий кузнец, лишь недавно остепенившийся и даже перебравшийся в отдельный торп, а тогда задиристый и бесшабашный, вернулся ни с чем. Терем был пуст. Толпа недовольно загудела. Бросились шарить по избам. Никого. Так бы и проискали до ночи, если бы кто-то не сообразил заглянуть на пашню. А там — чудо чудное! Ходит себе по полю одна-одинешенька лошадь, а за ней плуг тащится, да так тащится, что земля в обе стороны бурунами раскрывается, будто по маслу ножом кто полосует. И, только присмотревшись, поняли удивленные фолдиты, что на плуг могучим плечом налегает маленький человечек с длиннющими руками. На дворе жара, солнце палит нещадно, а он знай себе ковыляет через кочки да весело посвистывает, помогая и лошади, и плугу. Заметил односельчан, остановился, помахал рукой: мол, давайте, присоединяйтесь. Оказалось, он за утро вспахал самый трудный участок поля, до которого у них все никак руки не доходили. Так в работе и познакомились.
Правда, Струн с Кемпли и здесь не сразу присоединились к тем, кому новый аол пришелся ко двору. Что земли не боится — хорошо, так ведь на том и стоим. Маловато будет. Решили проверить, что он еще умеет. Думали под кровом ночи напасть да бока для острастки намять, но Кемпли в конце концов от этого замысла отказался — жалко ему стало, карлик все-таки. А тут как раз оказия подвернулась: Артаим, аол самого большого из окрестных тунов, созывал сходку, и Тэрл был вынужден, отложив дела и оседлав Зорьку, двинуться в путь. С собой, как ни странно, он захватил не кого-нибудь, а Струна и братьев-близнецов Нэлса и Гилтана. Кемпли на прощание попросил Струна попотчевать Тэрла тумаками и от себя тоже. Братья знали о готовящемся и нисколько не возражали против того, чтобы проверить бывшего виггера на прочность, однако отговорили Струна нападать на своего предводителя по дороге на сходку: убивать его они, разумеется, не собирались, но если не испугается, еще выдаст, того и гляди, Артаиму, конфуз получится. Зато уж на обратном пути Струн, перемигнувшись с братьями, взял Зорьку под уздцы и предложил Тэрлу спешиться.
О том, что было дальше, Струну до сих пор, по прошествии стольких зим, вспоминалось со стыдом. Трое крепких парней долго выплевывали и отряхивали грязь, опасливо косясь на улыбающегося карлика. Вместо того чтобы выставить на всеобщее посмешище за неумение совладать с одним-единственным противником, а то и с позором прогнать из деревни как преступников, он неожиданно похвалил их за смелость и предложил в свободные от работы на поле минуты преподать им несколько уроков того, что он назвал «правильной дракой». «Несколько уроков» затянулись и превратились в любимое времяпрепровождение не только для Струна, близнецов и сознавшегося в своей причастности к провалившемуся заговору Кемпли, но и для большинства их односельчан, которым всегда хотелось уметь противостоять чванливым виггерам, не говоря уж о еще более близких соседях — шеважа. С точки зрения фолдита, извечно предпочитавшего добрый плуг самому острому мечу, Тэрл обладал поразительными навыками боя как с одним, так и с несколькими противниками одновременно, причем не только с оружием, но и голыми руками.
Где и когда он успел набраться всех этих прыжков, подсечек, обманных ударов, коварных заломов и прочих хитростей, от которых и у многочисленных учеников в прямом смысле слова голова шла кругом, для всех оставалось тайной. Правда, учил Тэрл настолько доходчиво, что у Струна особенно поначалу возникало ощущение, будто ничего сложного в движениях нет — повторяй поточнее, и все само собой получится. Только со временем становилось понятно, что простота Тэрла — это тоже своеобразная хитрость: чем увереннее становились действия Струна, чувствовавшего, что он вот-вот догонит, а то и превзойдет своего наставника, тем удивительней было обнаруживать, что Тэрл словно ускользает, становится быстрее, резче, изворотливее, не сильно, чуть-чуть, но ровно настолько, чтобы в конечном итоге выходить из поединка победителем. Судя по разговорам, то же самое происходило и с другими учениками, среди которых со временем появилось даже несколько женщин.
Примечательно, что с их приходом слухи о несвойственных фолдитам занятиях боевым ремеслом не просочились в другие туны. Не потому, что Струн с друзьями тщательно помалкивали, они просто не считали нужным никому об этом рассказывать. Так, на всякий случай. Даже Кемпли, перебравшись с умножающимся семейством в отдельный торп, исправно продолжал хранить молчание. Единственное, чего не хватало Струну, так это применить полученный опыт в повседневной жизни. Как фолдит, знающий землю и умеющий ходить за плугом, он не допускался до ратных походов виггеров в Пограничье, а шеважа до сих пор оттуда не показывали даже носа. Из односельчан Струн по-прежнему не мог победить одного только Тэрла и теперь, с появлением Фейли и Мадлоха, втайне надеялся на то, что у него еще будет время проверить на них свои силы.