Торлон. Война разгорается. Трилогия
Шрифт:
В это самое время под тяжелыми шагами на пороге захрустел снег, и дверь снова распахнулась, пропуская внутрь морозный воздух и нежданного гостя — седобородого мужчину с такой же седой копной вьющихся волос, на которых таял снег. Лицо вошедшего было сплошь покрыто глубокими морщинами, которые, однако, отнюдь не уродовали его, а, напротив, придавали выразительности и почтенности. Большие, слегка навыкате голубые глаза казались насмешливыми и немного грустными. Одет мужчина был с изрядным вкусом, то есть богато, если не сказать роскошно, — в тяжелую шубу из медвежьего меха, прямо поверх которой от левого плеча направо шла широкая золотистая перевязь. Заканчивалась она у пояса прекрасными ножнами из черной кожи, в которые был вставлен короткий, с загнутым лезвием меч с инкрустированной рукояткой. Ворот шубы был расстегнут, и из-под него виднелся пышный бархатный камзол густого синего цвета. По всему было видно, что человек зашел сюда
Заготовленная еще на улице улыбка как-то сама собой сползла с его мужественного лица и сменилась удивлением, так, правда, и не перешедшим в смятение. Гость громко втянул носом теплый воздух, хмыкнул и пригладил мокрую от растаявших льдинок бороду.
— Заранее извиняйте, если я не вовремя, — сказал он, явно ожидая увидеть еще кого-то. — Хейзит! Какого тэвила ты тут творишь?
— Долго объяснять, вита Ротрам. Уж входите, раз пришли. Только сперва дверь за собой заприте, чтобы сюда больше не намело посторонних.
— Вот и я теперь у тебя в посторонние попал, — в шутку обиделся гость, но повернулся и дверь за собой исправно закрыл на щеколду. Про себя же подумал, что лучше бы в такой переменчивый день уступил желаниям своей юной подружки и остался дома, а не бросил ее одну под жарким одеялом и не поперся сюда, влекомый зовом долга.
Ни для кого не было секретом, что красиво стареющий торговец оружием Ротрам еще при жизни супруга Гверны, отца Хейзита, облюбовал таверну «У старого замка» в силу трепетной привязанности к ее бессменной хозяйке. Со временем, а тем более после трагической кончины Хокана, романтическая привязанность переросла в искреннюю дружбу с гораздо более прочными узами, нежели любовные. Гверна никогда не давала Ротраму повода думать, будто он когда-нибудь сможет стать ей новым мужем, и эта ее честность и верность превратили любителя и ценителя женщин в доброго друга семьи, умевшего, как выяснилось, быть в трудную минуту и мудрым советчиком, и надежным защитником. Тайной мечты о Гверне он, правда, не бросал еще довольно долго, однако обстоятельства зачастую оказываются сильнее нас. Так произошло и с Ротрамом. Незадолго до наступления зимы он имел неосторожность промокнуть под дождем, когда самолично отправлял очередной заказ доспехов в замок, и послал, как обычно, за Закрой, которую в округе все считали сумасшедшей старухой, но которая лучше других врачевателей, включая, кстати, саму Гверну, ставила на ноги не только больных, но и раненых. Поговаривали, что ей удавалось вытаскивать с того света даже тех, кого считали покойниками. Как бы то ни было, Ротрам неоднократно доверял ей свое драгоценное здоровье и ни разу не пожалел об этом, хотя общение со старухой, наделенной ко всему прочему даром провидицы, всегда давалось ему нелегко и, чего греха таить, часто сбивало с панталыку. Какова же была нечаянная радость Ротрама, когда вместо маленькой, горбатой, с головы до ног обвязанной несуразными пестрыми платками, вероятно согревавшими ее костлявое тело, старушенции лечить его явилось улыбчивое миниатюрное создание, представившееся Кади, внучкой Закры. Ротрам недолго сопротивлялся подмене и позволил юной деве вылечить себя, о чем впоследствии не пожалел. Заодно с простудой Кади вылечила и сердце пациента, скрасив к этому моменту не одну его холостяцкую ночь. Поначалу, как водится, она посопротивлялась многообещающим предложениям не спешившего выздоравливать торговца, говорила, что ее ждут дома, в Обители Матерей, где она жила с самого детства, однако настойчивость уставшего от одиночества Ротрама возымела действие, и в один прекрасный вечер девушка уступила. Оказалась она, правда, вовсе и не девушкой, но для торговца, едва не потерявшего голову от возбуждения, это обстоятельство не сыграло той роли, которую могло бы сыграть, будь он сам юн и неопытен. Ротрам увидел в Кади не жену, а дочку, точнее, если так можно выразиться, дочкину куклу, в которую ему на старости лет разрешили некоторое время поиграть, не предупредив о сроке.
И вот теперь он со всей охотой своего немолодого организма наверстывал упущенное, хотя, надо признать, в пылу страсти не забывал и о долге. Накануне он уже заходил в таверну, разумеется, один, поскольку не был готов познакомить прежний объект поклонения с Кади, и Гверна призналась ему, что очень переживает за сына, на поиски которого вынуждена была отправить самое дорогое, что у нее оставалось, — свою дочь. Они доверительно, как водится, поговорили, вспомнили былое, и Ротрам пообещал не на шутку встревоженной женщине, что назавтра снова явится ее проведать и поддержать. И вот он здесь, в таверне, замерзший под шубой. И что же он видит? Долгожданный Хейзит наконец вернулся, как будто цел и невредим, но он явно уже успел наворотить дел: между лавками валялись, иначе и не скажешь, связанные по рукам и ногам не кто-нибудь, а грозные воины из гвардии замка вместе со своим взбешенным херетогой, Гверна
— Вижу, маго, ты зря времени не теряешь…
Тут только Ротрам заметил два трупа и осекся.
— Тащи следующих! — появился из-за двери кладовой незнакомый старик диковатого вида. — А это еще что за птица?
— Свои, Тангай, свои. — Хейзит не без сожаления глянул на пораженного торговца. — Ротрам наш друг.
«Убить их всех тут, — билась в голове Ротрама испуганная мысль, — это значит самолично подписать себе смертный приговор. Нападение на херетогу, его людей да еще на благородного отпрыска — неслыханная наглость, дерзость и вообще преступление. Не так давно некий смельчак из далекого туна отважился сцепиться с мергами, работавшими на расчистке пожара. Говорят, он просто защищался, но по неосторожности смертельно ранил нескольких. Так на его поимку отрядили целый отряд сверов. Чем дело кончилось, пока неизвестно, но тут история не менее простая и однозначная. А если не убить, если оставить свидетелей, то собственную смерть удастся разве что ненадолго оттянуть, потому что пленников рано или поздно обнаружат и те в два счета расскажут, кто причастен к сопротивлению их законным требованиям. Да уж, почему он не послушался Кади? Зачем сказал, что скоро вернется? Теперь, когда Хейзит назвал его по имени, он тоже в числе злейших врагов замка. Тэвил!»
— А Гверна где? — спросил Ротрам, отчаянно размышляя, как правильно решить столь щекотливый вопрос.
— Они с Веллой вещи в дорогу собирают. Уходим мы. Я уже решил куда, но при этих говорить не стану. Потом.
— Ты бы так же осмотрительно держал язык за зубами, когда меня с этим старым придурком знакомить вздумал. — Иногда Ротрам выражался резко и доходчиво.
— Что?! — удивленно поднял брови Хейзит, явно ничего подобного не ожидавший от всегда вежливого торговца.
— Ты знаешь, кто это? — Ротрам кивнул на притворяющегося спящим юношу.
— Это Гийс, мой др…
— Уж не знаю, какой он тебе «др», но то, что его папаша — важная шишка в замке, вероятно, тебе неизвестно. Иначе ты не возился бы тут с ним и с его подельниками, а бежал без оглядки… куда глаза глядят.
Физиономия Хейзита вытянулась.
— Мы теряем время, парень! — напомнил о себе «старый придурок», недружелюбно рассматривая Ротрама. — Если не будешь пошевеливаться, можешь оставаться. Только без меня.
— И без меня, — добавила Гверна, появляясь в проходе с двумя мешками. Один она взвалила на плечо, другой, потяжелее, волокла по полу. Следом за ней шла Велла, держа два своих мешка, поменьше, в руках. — Все готовы?
— Хозяюшка, — неожиданно для всех подал глухой голос связанный херетога, — зря вы это все затеяли. Никуда вам не нужно уходить. — Он извернулся и теперь лежал на другом боку, заискивающе глядя снизу на возвышавшуюся над ним женщину. — Дело у вас тут на хорошую ногу поставлено… как я вижу. Никто вас не тронет. Будете дальше спокойно трудиться. Если нас отпустите… Я ведь…
— Если я тебя и отпущу, то только головой в прорубь! — отрезала Гверна. — Ишь как заблеял! А вы что до сих пор стоите, рты поразевали? Я сказала — в амбар их. — Она сверкнула глазами в сторону трупов. Заметила гостя. — Здравствуй, Ротрам. Не ко времени пожаловал, как видишь. Прости, угостить, похоже, не скоро смогу. Да только теперь все путем будет: Хейзит вернулся, зря я переживала.
Ротрам решительно переступил через неподвижные тела и подошел к ней вплотную.
— И я не зря пришел, и ты не зря переживала, — жарко выдохнул он почти ей в лицо. — Дело есть. Поговорить надо.
Она тяжело поставила мешок на лавку, кивнула сыну, мол, про амбар больше напоминать не буду, и пошла обратно на кухню. Ротрам невольно залюбовался ее молодой статью, прямой спиной и уверенной неспешной походкой. Кто знает, будет ли вот так же выглядеть его Кади, когда родит двоих детей и доживет до ее зим? Закра, может, и знает, да что толку…
— Выкладывай. — Гверна повернулась к нему порозовевшим от возбуждения лицом и прислонилась спиной к остывающей печке. — У тебя такой вид, будто за тобой шеважа гнались.
Ротрам не был расположен перешучиваться.
— Совсем дела наши плохи. Тех, что связаны, нельзя ни убивать, ни в живых оставлять. Отпустишь — нагонят и обязательно схватят, где бы мы ни прятались. Убьешь — месть за них страшная будет. Того парня, которого твой Хейзит дружком своим называет, я еще с порога признал. Это Гийс — сын не кого-нибудь, а самого Демвера. Кто это, тебе, думаю, не нужно рассказывать. Я с ним с некоторых пор даже торговать перестал, настолько он последнее время звереть начал. Видно, чуял, к чему все идет. Сынка обидишь — дня не проживешь.