Торлон. Война разгорается. Трилогия
Шрифт:
Те, что поймали Хейзита, зря времени тоже не теряли. Они связали его по рукам и ногам тонкими, но прочными пеньковыми веревками, засунули в открывшийся после нескольких ударов под дых рот заранее приготовленную тряпку и завалили животом на стол. Из-под которого тотчас же появился с кислой физиономией Дит и застыл в ожидании дальнейших распоряжений.
— А ты иди порадуй жену, — сказал ему Донел. — И не забывай, что долг платежом красен.
— Я, конечно… я всегда… я мигом… — залепетал доносчик, бочком протискиваясь к двери мимо взвившегося в немом крике Хейзита.
Донел плюнул ему вдогонку и сел на лавку напротив пленника. Только сейчас он разрешил себе почувствовать, как устал за этот нескончаемый день.
— Ну что, строитель? Или как там тебя прикажешь величать? Гончар? Так что, бывший гончар, жалко с жизнью прощаться? Что говоришь? Погромче, а то я глуховат последнее время стал. Не хочешь? Помирать не хочешь? Я бы на твоем месте, наоборот, порадовался. Потому что тогда ты не узнаешь, что приключится в скором времени с твоими любимыми родственничками. Волнений, так сказать, избежишь. Ишь как бежал! Боялся не успеть? А мы тебя подождали, чтобы все чин по чину было. Сейчас и сестренку твою выловят и приведут. Представляешь, что я с ней сделаю? Что головой мотаешь? Представляешь, я знаю! По глазам твоим красным вижу. — Затянутой в кожаную перчатку рукой он взял пленника за подбородок и с силой поднял к себе. — Вот так бы по горлышку твоему ножичком и проехался… Да не велено тут ничего портить. Жаль, конечно. Но ничего не поделаешь. Будем блюсти порядок. — Он посмотрел на замерших в ожидании подручных. Эти двое взирали на происходящее равнодушно. Они привыкли. — Так куда, говоришь, твой приятель Локлан с прочими деру дал? Ты ведь наверняка знаешь. Как нехорошо утаивать правду! Матушка у тебя вон какая, можно сказать, благородная женщина, а ты кочевряжишься. Нехорошо. Плохо она тебя, видать, воспитала. Ну да ничего. Мы тебя живо вежливости научим. Сестренка с тобой заодно, поди? Тоже небось молчать будет, как думаешь? Я вот, к примеру, думаю, что будет. Но недолго. Тело женское боль и стыд плохо переносит, быстро ее разговорим. Согласен? — Он игриво потрепал пленника по залитой кровью и слезами щеке. — Где это ты успел так себе мордашку расквасить? Ну ничего, мы тебе ее еще красивее сделаем, чем была. Полюбуешься потом. Если будет чем. В прошлый раз одному несговорчивому так щечки разрумянили, что он оба глаза потерял. Вытекли глазки. Как белок из яйца. И зачем только нужно было до этого доводить! Сказал бы, о чем спрашивали, и пошел бы восвояси. Мы никого насильно ведь не держим. — Сжатая в кулак рука в перчатке отлетела назад и на обратном движении саданула Хейзита по скуле. Удар вышел звучным и таким сильным, что почти перевернул пленника на спину. — Сплошная обида, маго Хейзит! С удовольствием свернул бы тебе челюсть, так ведь ты потом говорить не сможешь, не так ли? Эй вы, — бросил он помощникам, заметив движение на улице, — стойте у двери и никого из посторонних сюда не пускайте. Только девку. Так на чем мы остановились? Ах да, челюсть! — Второй раз он ударил совсем без размаха, однако удар получился чуть ли не сильнее первого. — Сестренку твою я колотить не буду. К чему добро переводить, верно? Как думаешь, достаточно ее раздеть будет? Или все-таки придется еще и по мягкому месту горяченьких всыпать? Соточку-другую, а? Хотя, знаешь, я, пожалуй, даже этого делать не буду. Филейные части не должны портить картину. По пяточкам ее пройдемся нежным. Вот визгу-то будет! — Донел хихикнул, не отрывая внимательного взгляда от посеревшего лица пленника. Тот явно порывался что-то сказать. — Разговаривать захотел? Пора, пора, братец. Выньте-ка из него кляп. Ну, давай, сглотни и говори.
— Не поймать вам ее, твари…
— Кляп обратно! Твои мысли продиктованы чувствами, а меня сейчас интересуют факты. Кто, когда, куда? За дровосеков мы тоже возьмемся, если придется, но сперва хотел бы выслушать твою историю. Ты ведь знаешь, с кем, каким образом и куда твой приятель Локлан устремился. Кивни, если знаешь, ну-ка!
Хейзит кивнул.
— Ну вот видишь! Не зря я от тебя добиваюсь признаний. Дровосеки нам вовсе могут не понадобиться. Как и твоя сестренка. Если ты все-таки окажешься умным мальчиком. Ну зачем, посуди, пререкаться и покрывать тех, кто уже ничего хорошего для тебя не сделает? След их простыл.
Хейзит и в самом деле производил сейчас вид обмякший и безвольный. Взор его заметно помутнел, и только ноздри нервно раздувались, не суля ничего хорошего. Да только что мог поделать он один в окружении бывалых воинов, явно привыкших осаживать и не таких противников. Донел чувствовал свою полную безопасность и безнаказанность. Ему только хотелось, чтобы сестру этого парня все же нашли. Он видел ее несколько раз за время недавнего перехода, но она успела понравиться ему, как лакомая жертва. Подобных ей Донел всегда находил виновными и выбивал признания. Даже в его нелегком труде случались мгновения радости. Он снова сделал знак подручным вынуть изо рта Хейзита кляп.
— Так где они?
Хейзит не смотрел на спрашивающего. Собственно, он его толком и не слышал. Сейчас его мозг был занят судорожным решением задачи, как помочь матери и сестре. Велла, конечно, в безопасности. Она умная девочка и сразу должна была понять, что с братом случилось неладное. Он велел ей найти Гийса. Напрасно. Не пойдет же она в замок. Только не сейчас, когда оттуда по всему Вайла’туну разосланы ищейки вроде этого самого Донела, разыскивающие тех, кто хоть как-то связан с побегом Локлана. В этом Хейзит был просто уверен. На ее месте он бы попытался укрыться у Ротрама или, на худой конец, чем тэвил не шутит, попробовал отыскать лачугу дровосека Тангая где-то на опушке Пограничья. Тангай непростой старик. Злой и матерый. Говорит, конечно, многовато, но это как раз тот случай, когда слова явно не расходятся с делом. С ним Велле было бы поспокойнее.
— Где они? — повторил над ухом голос.
— Уплыли…
— Что ты сказал?
— Уплыли, я сказал. Через Бехему переправились. Не веришь? Можешь проверить. Если тебе тоже жизнь надоела.
Воцарилось молчание. Помощники переминались с ноги на ногу и поглядывали на улыбающегося Донела.
— Уплыли?
— Если пообещаешь отправиться следом, могу даже рассказать, как они сделали то, на чем поплыли. Чтобы больше тебя не видеть.
Донел справедливо решил, что над ним издеваются, и снова наградил пленника основательной зуботычиной. Ему меньше всего сейчас хотелось попусту тратить время.
Удар в кровь разбил Хейзиту губы. Закружилась голова. Он был не прочь потерять сознание, чтобы прервать этот безвыходный допрос, однако не потерял, а вместо этого стал свидетелем появления на пороге таверны озабоченного Гийса.
— Что тут происходит, Донел?
Несмотря на прямой вопрос, Гийс, как показалось Хейзиту, совершенно не выглядел удивленным. Действительно, скорее озабоченным.
— То самое, что должно было произойти гораздо раньше, на мой взгляд, — с неохотой ответил Донел, поднимаясь навстречу гостю, хотя и без малейшей тени волнения. — А что угодно здесь вам?
Хейзит лежал на столе спиной к входу и не видел вошедшего. Тем не менее он чувствовал, что тот в любой момент может не выдержать нагнетаемого напряжения и взорваться отчаянным поступком с непредсказуемыми последствиями. Чувствовал и надеялся. Вот только не до конца осознавая, на что именно: что так произойдет или что Гийс все-таки сдержит порыв. Время замерло. И ничего не происходило.
С улицы донеслись раздраженные голоса. Стихли.
— Эй, вы там, — крикнул Донел, — если не поймали девку, не толпитесь у всех на виду при входе. Заходите!
Дверь скрипнула.
— Благодарствую за приглашение, — сказал кто-то очень знакомый, и Хейзит исхитрился, чтобы вывернуться до боли в плечах и посмотреть.
Прямо позади Гийса возник дед Тангай с топором наперевес. С лезвия сочилась кровь.
— У ваших ребят шеи тонковаты оказались, — извиняющимся тоном пробубнил он и одним резким движением перехватил из-за спины руку Гийса, скользнувшую на двусторонний топорику пояса. — Ты уверен, что хочешь им воспользоваться? — Пальцы старика показались Гийсу железными. Он разжал руку и позволил лишить себя единственного средства защиты. — Так-то оно лучше! А теперь ты, как там тебя, начальничек, давай без выкрутасов, не то узнаешь, какой из меня не только дровосек, но и метатель.
Хейзит, окончательно теряясь в догадках по поводу происходящего, отвернулся от двери и прислушался к биению сердца. Сердце колотилось нещадно. От радости. Странной и неуместной. Все складывалось как нельзя хуже. Пробудились и теперь воплощались в жизнь самые страшные его опасения. Зато в происходящем появилась роковая определенность. Ничего нельзя было больше повернуть вспять. Только вперед, только в прорыв, только до конца, каким бы он ни был. Вот и руки свободны. Это сам Донел взрезал ножом пеньковые путы. Не рискнул пустить нож в ход по прямому назначению. Знать, вид у старика достаточно убедителен…