Торлон. Война разгорается. Трилогия
Шрифт:
«Ты нащупываешь свой путь в жизни, так не теряй следа, и тропинка обязательно выведет тебя на широкую дорогу», — вспомнились ему последние слова Ротрама. От кого-то он еще раньше слышал, что если следовать внутреннему голосу, то со временем обстоятельства будут складываться вокруг тебя самым подходящим образом. Сейчас внутренний голос подсказывал, что наступил именно тот случай, когда нужно к нему прислушаться и поступить пусть даже вопреки здравому смыслу. А почему, собственно, вопреки? Разве есть у них еще какие-нибудь варианты? Не прятаться же у Тангая в избушке, представлявшейся Хейзиту убогим шалашом на продуваемой всеми ветрами опушке Пограничья! Интересно, как он там умудряется жить, имея по соседству племена лесных дикарей, которые даже сейчас казались Хейзиту более страшными, чем разъяренные мерги и сверы? Нет, туда им путь заказан. Тем более с матерью и Веллой. Один
Ротрам откровенно дал понять, что он предатель и враг. Но он же, по сути, спас его от занесенного топора Тангая. «Эх, Гийс, Гийс, зачем ты так странно себя ведешь, почему не сопротивляешься, не оправдываешься, почему, если все знал наперед, не отвадил от себя мою несмышленую сестру? Или в душе ты тешил себя надеждой на то, что сможешь в конце концов воспользоваться положением победителя и получить все? Нет, не хочу и не могу в это верить. У меня ведь есть внутренний голос. И он все это время молчал. Твое поведение на карьере и твои слова не зародили во мне ни тени сомнения. До сих пор ты был мне настоящим другом. Или теперь, после всего этого, ты считаешь предателем меня? Но ведь я еще в таверне пытался вызвать тебя на честный разговор. Почему? Почему?..»
— Ты уверен, что мы правильно идем? — послышался сзади голос сестры.
Хейзит оглянулся и цыкнул на нее, призывая не поднимать лишний шум. Если им навстречу до сих пор не попался никто из соседей, то это просто большое везение, да и кто знает, может, кто-нибудь наблюдает сейчас за ними из-за прикрытых ставен вон той или вон той избы. Любопытства вабонам было не занимать. Тем более зимой, когда многие предпочитали без нужды не выходить на улицу, а отсиживались дома.
В том, куда они идут, Хейзит был совершенно уверен. После того злополучного случая на пожаре он неоднократно возвращался и к пепелищу на месте дома Харлина, и к колодцу, в который все хотел, но никак не решался спуститься. Первое время ему мешала выставленная здесь охрана. Люди из замка довольно долго что-то искали среди головешек и пепла, но потом явно плюнули и занялись более полезными делами. Колодец же вообще мало кого интересовал, кроме местных жителей. Которые в силу привычки не обращали внимания на то примечательное обстоятельство, что он, в отличие от других, сложен из камней, а не из бревен. Обстоятельство, которое в свое время бросилось Хейзиту в глаза и невольно привело к целому ряду интересных выводов. Впоследствии он обшарил округу и убедился в том, что все остальные колодцы в пределах Стреляных стен — деревянные. Еще на один каменный колодец он случайно наткнулся далеко-далеко отсюда, если выйти через ворота, а потом долго ехать в сторону Пограничья, короче говоря, почти на подступах к Обители Матерей. Хейзиту приходилось как-то ездить туда по делам. Не в саму Обитель, разумеется, а по соседству, к одному хорошему портному, который в итоге сшил прекрасные прочные мешки, точнее, рукава для переноски из карьера глины. Эх, где-то они теперь…
Хейзит потер рукавицей замерзающий нос. Да, непростое путешествие их ожидает. Остается только надеяться, что, если вода в колодцах не замерзает даже в лютую стужу, значит, под землей чуток потеплее, чем на поверхности. Оглянувшись и встретившись взглядом с Гийсом, Хейзит представил, как они будут спускать его на веревке в жерло колодца. За руки не привяжешь: они связаны за спиной и выйдут из суставов раньше, чем они опустят его на нужную глубину. Перевязывать их по-новому, на животе, опасно: придется полагаться на честность пленника, который либо убежит, либо схлопочет вполне ожидаемый удар топором от матерого Тангая. В обоих случаях они его потеряют. А Ротрам прав: еще неизвестно, чем обернется их бегство, и такой важный заложник будет не столько обузой, сколько подспорьем. Неужели он и в самом деле приходится сыном этому Демверу, о чем успела шепнуть ему Велла перед тем, как они полезли в окно? Хейзит отчетливо помнил, что впервые услышал это имя именно из уст Гийса, когда обсуждал с ним появление на карьере Брука.
Гийс тогда ни словом не обмолвился про свои родственные связи. Скорее напротив:
Улицы по-прежнему словно вымерли. Точнее, то были не улицы, а узкие проходы между избами, по которым никак не получалось идти быстро, потому что ноги вязли в глубоких сугробах. В какой-то момент Хейзит настолько увлекся размышлениями, что ему даже показалось, будто они прошли мимо цели и заблудились. Он велел Тангаю остановиться, а сам пошел вперед и, к своей радости, обнаружил, что каменный колодец торчит из-под снега как раз за углом.
— Нам сейчас нужно будет спуститься, — сообщил он удивленным спутникам, обрадованным лишь возможностью перевести дух. — Я полезу первым. Гийса, считаю, нужно вязать за ноги, а уж я его там, внизу, приму. Справишься? — Это относилось к Тангаю.
— Если тебе захотелось искупаться, могли бы пойти сразу к Бехеме, — вместо ответа заметил дровосек. — Я туда не полезу.
— Полезешь, — заверил его Хейзит, — потому что там есть подземный ход. А еще каморка, в которой можно скрываться столько, сколько потребуется. А в каморке есть еще кое-что, о чем я тебе пока не буду говорить. Но я там был и знаю. Возражения? Нет? Тогда давайте сюда веревку.
Он сам обвязал себя за пояс и двинулся к колодцу. Веревка волочилась за ним по снегу длинной змеей.
По обыкновению, колодец в зимнее время был накрыт деревянной крышкой. Судя по снежной шапке, его не открывали с утра. Крышку они подняли и убрали в сторону вдвоем с матерью. Тангай присматривал за Гийсом. Велла на всякий случай обшарила внутреннюю стенку и извлекла подвешенное там ведро.
— Крюк крепкий? — спросил Хейзит.
— Вроде да, — ответила она, подергав железный крюк, к которому обычно крепилась веревка или цепь, а на ночь или зимой вешалось ведро.
— Я тебя руками спущу, — заверил Тангай, изобразив, будто закатывает рукава своей куцей шубейки.
— Побереги силы, дед. Тебе их всех спускать, — кивнул Хейзит на женщин и пленника. — Ведро, прежде чем самому лезть, повесь обратно. Чтобы никто раньше времени не заметил вторую веревку. Она нам еще пригодится. Пока я буду спускаться, вяжи Гийса за ноги. Ход там в стене, сбоку. Я его приму.
— Ладно-ладно, как-нибудь разберусь, — отмахнулся Тангай. — Ты мне еще расскажи, кого за кем спускать, чтобы не устать раньше времени. Лезешь, так лезь.
«А мальчишка-то толковый, — подумал он, на всякий случай придерживая Хейзита за шиворот. — Хоть и с норовом. Не зря, видать, его беглый сынок Ракли начальником над нами поставил. Голова у мальца работает. Ишь ты: я там был и знаю! Все-то он знает. Знать-то, может, и знает, а без меня, деда старого, сейчас бы лежал вместе с сестренкой и мамашкой в холодном подвале, тихий и мертвый, как те, что остались в амбаре. Если б не почуял я недоброе, если б пошел сразу к себе, как собирался, а не на поиски этой их таверны, если б не повстречал по пути сестренку, много бы он сейчас тут накомандовал. Мне-то что, я не гордый. Гордый, конечно, но не по мелочам».
— Ты давай руками посильнее держись! — добавил он вслух, наклоняясь над краем колодца. — Рукавицы снял бы, а?
Хейзит молча спускался в ледяную темноту.
«Эх, не то он затеял, явно не то, — продолжал думать Тангай, принимаясь связывать веревкой ноги пленника. Парень послушно сидел в снегу и помалкивал. — С виду на врага как будто и непохож. Обычный. Вроде как бы даже симпатичный. Это если с женской точки зрения поглядеть. А так белобрысый, глаза голубые, не стеклянные, как иногда бывает, а именно голубые. Лицо открытое. По нему видно, что не боится. Спокоен. Ни на кого, правда, старается не смотреть. Ну да и понятно, если виноват. Наверняка сам ищеек на таверну натравил. Лишь бы теперь какой фортель не выкинул. Затяну-ка потуже, чтобы знал, с кем дело имеет».