Торлон. Война разгорается. Трилогия

Шатилов Кирилл Алексеевич

— Вон там, — сказал он наконец, указывая на противоположную от входа стену, — должен быть коридор и лаз вверх, в дом Харлина. Надеюсь, там все по-прежнему завалено сгоревшими бревнами и снегом. В противном случае люди Ракли давно бы нашли этот лаз, а вместе с ним и подвал. Так что с той стороны опасность, думаю, нам не угрожает.

— Ты это к чему? К тому, стоит ли разжигать костер? — безошибочно прочитал ход его мыслей Тангай. — А дрова у нас есть?

— Ну, можно принести из прохода и поджечь сразу несколько факелов. Хоть согреемся.

— А меня больше волнует вопрос, как мы будем спать, — сказала Гверна. — На полу я вам не позволю. Верная простуда даже в шубах.

— Можно

прислониться к стенам, а сидеть на мешках, — предложила Велла.

— Можно.

— Спать будем на столе. — Тангай как раз закончил привязывать веревку, тянущуюся от рук пленника, к массивной ножке. — Для троих места запросто хватит. Трое спят, двое на страже. Дерево не морозит.

В самом деле, отсутствие окон, предвкушение тепла и нелегкий пройденный путь сбили ощущение времени. Веки у Гверны предательски смыкались. Так что возражать дровосеку никто не стал.

Первыми на стол улеглись женщины и Гийс. Тангай наотрез отказался развязывать ему руки.

— Спать хочет — и так заснет, — заметил он, усаживаясь на табурет поодаль и кладя подбородок на рукоять упертого в землю топора. — Я ему в няньки не нанимался. А ты куда направился? — окликнул он Хейзита.

Вместо ответа тот подошел к тому месту, откуда они недавно пришли, поднял над головой руки и ловко распутал никем до сих пор не замеченный валик под потолком. Валик резко раскрутился и превратился в кожаный полог.

— Наверное, он тут и в прошлый раз висел, — пояснил Хейзит, возвращаясь к столу и садясь поближе к Тангаю, чтобы не повышать голос, — потому что я тогда никакого другого прохода не замечал. По-моему, так лучше. Скоро тут должно стать теплее. Ну, доволен?

— Пока нас не поймали, доволен, — усмехнулся дровосек. Он развязал ворот шубейки и впервые за все время стащил с головы шапку, открыв здоровенную проплешину на макушке. Нельзя сказать, чтобы она ему шла, однако теперь вид его показался Хейзиту каким-то, ну, что ли, более завершенным. — Я бы пожрал, правда.

Хейзит вспомнил, что сам с утра ничего, кроме сестриной хлефы, во рту не держал. Стараясь не разбудить спящих, развязал ближайший мешок, пошарил в теплом его нутре и извлек мягкую буханку хлеба. Разломил, отдал половину старику.

— А еще что есть?

«Быстро дед, однако, приспосабливается, — подумал Хейзит. — Только-только с нами сошелся, а уже на материны припасы вовсю претендует. И ведь не откажешь: заслужил. Если б он тогда не подоспел, где бы я, где бы мы все сейчас были? Может, конечно, Гийс бы помог, но теперь уж этого не узнать. Прямо спроси, конечно, скажет, что на помощь спешил. А как оно на самом деле было, кто его знает? Так, что там упругое такое?»

— Сыр будешь? — зачем-то спросил он, вынимая аппетитную белую головку, приятно пахнущую домом.

Вместо ответа Тангай сунул руку под отворот шубы, вытащил припрятанный там нож, деловито секанул по головке, отделил дольку, понюхал, надкусил и расплылся в хитрой улыбке.

— Буду.

Некоторое время они молча жевали, думая каждый о своем и посматривая на крепко спящих спутников.

Нет, все-таки Гийс наверняка пришел по собственному почину. Он ведь с самого начала переезда из карьера чувствовал неладное и старался их предупредить. Правда, последний его совет, насколько Хейзит помнил, был именно идти домой. Но, с другой стороны, а что еще было делать? Бросать мать одну и скрываться? Не навел ли Гийс Донела с его сподручными на таверну? Тоже как сказать! Хейзит ни от кого не таился, где живет. О таверне знали в замке. Пока они с сестрой пробирались туда пешим ходом, Донел получил приказ взять их и на лошадях легко пришел первым. Так что прямых улик против

Гийса нет. Самое неприятное, что говорило против него, это то, что он не признавался в том, кто его отец. Не признавался? Да его никто никогда и не спрашивал. Вот если бы Хейзит спросил, а тот отмолчался или соврал, тут да, ничего не попишешь, утаил. А так что? Нет вопроса, нет ответа. В разговоре он, правда, помнится, Демвера упомянул пару раз, упомянул как постороннего, не слишком, прямо скажем, лестно, ну и что с того? Бывает же, что сын отца по той или иной причине стесняется. Стремится к независимости. Тем более показательно, что сошлись они не где-нибудь в замковых покоях или на вечеринке у эделей, а при исполнении сложного и опасного поручения. Ведь Гийс запросто мог бы оставаться все это время при отце, в тепле и покое, не мерзнуть в походном шатре, не рисковать жизнью. Теперь вот в плен сдался добровольно, не сопротивлялся, не возмущался, не запугивал. Так ведут себя те, кому нечего скрывать. Кто не боится, не чувствует вины за свои прошлые проступки.

— Что ты про рукопись говорил? — услышал Хейзит сквозь легкое забытье голос Тангая.

— Что говорил?.. А, про рукопись… — Хейзит пошарил за пазухой и достал свиток, с которым еще не решил окончательно, что делать. Снял тесемку, развернул и разгладил непослушную кожу. — Можешь прочесть?

— Думаешь, если дровосек, то малограмотный? Ну-ка, дай глянуть! Когда-то я неплохо читать умел. Потом, правда, за ненадобностью подрастерял навыки. Так…

Хейзит с интересом наблюдал, как старик изучает свиток, и ждал. В конце концов тот сдался:

— Какая-то галиматья. Слова вроде понятные, а смысл я что-то не шибко улавливаю. Почему так?

— Просто тут на древнем языке написано, — со знанием дела пояснил Хейзит, давая коже, однако, свернуться в прежнее положение, чтобы дед чего доброго не устроил ему проверку, с которой он боялся тоже не справиться. — Мне сам Харлин рассказывал.

— Это который тут раньше жил, что ли?

— Да, и долго служил старшим писарем в замке. Он говорил, что в хранящихся в сосудах рукописях вся настоящая история вабонов. Правильная. Как оно на самом деле было.

— Это как?

— А очень просто! Вот ты знаешь, например, сколько жен было у Дули?

— Эк ты хватил, приятель! Дурить меня вздумал?

— Не знаешь? — прищурился Хейзит.

— Одна. И звали ее Рианнон. Через нее и появился на земле род Ракли. Хочешь сказать, люди, которые легенды про героев своим внукам передают, чушь городят? — Тангай даже насупился.

— Вовсе нет. Легенды правду передают. Да только не всю. В этой рукописи, которая, кстати, по-древнему называется «Сид’э», то есть «Река времени», говорится, что у Дули на самом деле было две жены: одна, правильно, Рианнон, а вторая, не удивляйся, Лиадран. У которой от него тоже родился сын.

Если бы не спящие, Тангай бы наверняка громко расхохотался.

— Не знаю, кто эту твою «Реку времени» писал, но Лиадран приходилась Дули сестрой, а не женой. Ты сам-то понимаешь, что говоришь?

— До некоторых пор я тоже так думал, — подхватил Хейзит, пытаясь припомнить, что именно рассказывал им с Фейли за этим самым столом Харлин. — Но мы откуда об этом знаем? Из легенды, которую передают из уст в уста. А в этой рукописи, которую Харлин списал с еще более древней, сожженной по приказу не кого-нибудь, а Ракли, — да-да, я тоже был поначалу удивлен, когда все это услышал, — так вот, в той древней рукописи рассказывалось, что младшая сестра Дули умерла в детстве, о чем мы узнаем, когда сегодня слышим про то, как Дули оплакивает угодившую под копыта его Руари маленькую девочку.