Торлон. Война разгорается. Трилогия
Шрифт:
— Я понимаю и признательна, что ты согласилась нас принять, — издалека начала Радэлла, выпрямляясь.
Корлис мягко остановила ее взмахом руки и пригласила обеих гостий присаживаться к огню. Мягкий стул, обтянутый кожей, приятно промялся под до сих пор ноющей после скачки попкой Пенни и как будто выдохнул. Спинки не было, и девочка решила, что сделано это специально для того, чтобы не заснуть посреди разговора.
Корлис предложила им угощаться сухофруктами, лежавшими на широком блюде здесь же, на низеньком столике. Пенни заметила между сморщенными ягодами одинокий орешек и поспешно сунула его в рот. Бабушка от фруктов отказалась и перешла к делу. Она подробно, но сжато рассказала о том, что приключилось с ними сегодня, начиная со встречи с незнакомцем на проселочной дороге и заканчивая гибелью десятка мергов. Корлис внимательно слушала ее, иногда поднимая бровь, но больше не прерывая. Когда бабушка замолчала, она посмотрела на Пенни, взяла с блюда дольку яблока, откусила половинку, показав ровные и молодые зубы, и поинтересовалась:
— И чего же ты от меня хочешь, Радэлла?
— Ты сама видишь, что Каур очень опасен. Да и попал в плохие руки. Мы хотим его остановить. К счастью, моя внучка сумела избежать незавидной участи, так что теперь я переживаю за него и за тех, на кого Кауру может указать тот человек.
— Интересно, интересно… И ты понятия не имеешь, кто он?
— Ни малейшего. Но он знает слова тауд’айгена.
— Это я уже поняла.
— И тебя это не пугает?
— Такими вещами не разбрасываются. — Корлис смотрела, как Пенни выуживает из середины кучки еще один орех. — Он не мог узнать их случайно. Отсюда я делаю вывод, что, кем бы он ни был, он из числа посвященных.
— Значит ли это, что он из неприкасаемых?
— Нет, конечно. Его поведение мне тоже кажется подозрительным. Жаль, что ты не можешь его описать. Кстати, Пенни, а ты тоже не запомнила его лица?
— Только то, что он лупоглазый и похож на ящерицу, — ответила девочка, проглотив орех, который не успела разжевать. — И голос такой противный, скрипучий.
— Уже кое-что, — снова улыбнулась Корлис. — На ящерицу, говоришь? Забавно. Если так, то круг подозреваемых сужается.
— Ты догадываешься, кто это может быть? — радостно удивилась бабушка.
— Не совсем. Увы, под это описание попадает несколько человек примерно одного возраста и положения. Если бы мы были уверены в том, что он обитает непосредственно в замке, их круг значительно сузился бы. Но вы ведь не знаете наверняка?
Бабушка покачала головой. Пенни видела, что ее сейчас заботит другая мысль.
— Послушай, Корлис, я боюсь, что мы напрасно тратим драгоценное время. Нельзя ли отправить за нашей телегой погоню? Я понимаю, что пора не слишком подходящая, но их, думаю, еще можно нагнать. Ты ведь наверняка можешь послать кого-то, кто снимет с Каура заклятие и обратит его праведный гнев и гнев его сыновей на этого человека?
— Ночью? — спокойно переспросила собеседница. — Нет.
— Но… — опешила бабушка.
— И утром не пошлю.
— Да почему же?!
— Если бы тебе или Пенни угрожала опасность, я бы что-нибудь придумала. Но ведь вам ничего больше не угрожает…
— …а если он вернется?
— Сестра моя, мы ведь этого не знаем. Слова даются не для того, чтобы их можно было в любой момент забрать обратно или тем более обратить на тауд’айгена. Если тот человек их знает, значит, он того достоин.
— Но он подлец!..
— Очень может быть. Тебе виднее. Я не уполномочена решать такие вопросы.
— А кто ж тогда уполномочен? — едва сдерживалась, чтобы не закричать, бабушка.
— Решение принимают по меньшей мере три матери. Если хочешь, я могу попробовать собрать их завтра.
— Корлис, с каких это пор Обитель перестала приходить на помощь страждущим сестрам? Или ты забыла, как в прошлые зимы мы с тобой делали вещи куда более опасные?
— Тут дело вовсе не в опасности. Тауды — очень тонкая тема…
Она замолчала, поправляя на коленях плед.
— Мне кажется или ты что-то от меня скрываешь? — прямо спросила бабушка.
— Я просто думаю о том, что ты так переживаешь… Решение в сложившейся ситуации найти вообще-то можно. Но я не думаю, что оно тебя устроит.
— Я вся внимание.
— Обитель может пойти навстречу твоей просьбе и рассмотреть разные варианты, но существует твердое условие. Иначе сестры меня не поймут.
— Говори, я готова.
— Нужно подношение, жертва.
Пенни снова почувствовала на себе взгляд женщины и вздрогнула.
— Корлис, ну конечно, никаких вопросов! — обрадовалась бабушка. — Мы привели в подарок Обители коня…
— Очень мило с твоей стороны. Но я веду речь о другом.
Бабушка поняла.
— Корлис, нет!
— Иначе, прости, я ничего не смогу поделать…
Пенни посмотрела на бабушку. Та была бледна. Уклонилась от вопросительного взгляда внучки и встала. Постояла, подумала и снова села.
— Как это будет? — Голос ее изменился и заметно дрожал.
— Ничего необычного. Простой обмен. Я не смогу никого послать, но могу научить словам тебя. Тем более что только ты знаешь, как он выглядит, и наверняка отыщешь свою телегу…
— Зачем?
— Что «зачем»?
— Зачем тебе Пенни? — открыто спросила бабушка, по-прежнему не глядя на потрясенную внучку.
— Я вижу в ней Призвание. Нам сейчас очень не хватает таких. Мы слишком многих принимали до сих пор по нужде, из сочувствия, по просьбе отдающих. То, что я сейчас тебе скажу, здесь не произносится вслух. — Корлис прикрыла глаза и вздохнула. — Обитель вырождается… У нас было несколько сильных леонареще в позапрошлую зиму, но все они сейчас по той или иной причине вышли. Теперь мы пожинаем плоды нашей открытости. Наши Матери и Матери наших Матерей заповедовали нам хранить цельность Обители, они призывали брать леонарами только тех, кого мы сами сочтем достойными. Но я же не буду объяснять тебе, что и как стало с теми заповедями сегодня. Ты все сама, надеюсь, прекрасно понимаешь. А теперь еще эта история с Ракли…
Слушая ее тревожные, но исполненные внутреннего достоинства слова, Пенни пыталась осознать, к чему все идет. Как ни странно, она не испытывала робости перед этой женщиной, хотя слышала от соседей, да и от бабушки не всегда только лестные отзывы об Айтен’гарде. Это место было окутано ореолом тайны, и проникнуть по ту сторону мечтали многие. Мужчины исходили из своих соображений и посмеивались, а вот женщины и тем более девушки почему-то считали, что здесь их наверняка обучат каким-то таким вещам, которые впоследствии пригодятся в обычной жизни. Так что Корлис наверняка не обманывала и не набивала себе цену, говоря о том, что желающих пристроиться или пристроить дочь за высокими стенами Айтен’гарда последнее время прибавилось значительно. И, как водится, не благодаря, а вопреки слухам. При этом все прекрасно понимали, что речь идет не о вольном или невольном заточении на неопределенное время, а о переходе в иную ипостась с возможностью при желании вернуться обратно. Правда, о таких случаях Пенни слышать не приходилось. Однако не знала она и о том, чтобы кого-то держали здесь насильно, в заточении. Почему же так переживает бабушка?