Торпедный веер
Шрифт:
Бомбежка не прекращалась. Тогда Алексеев приказал уменьшить ход, чтобы сбить с толку противника. Но «ловушки» упорно не отставали, не давали ей возможности оторваться, выйти из опасной зоны.
Ждали, прислушивались, что сообщит Мокроусов. Он поминутно докладывал обстановку, его мягкий ровный голос ободряюще действовал на членов экипажа. Вот когда можно по достоинству оценить роль акустика! В его руках судьба лодки, всей команды, он — глаза и уши командира. Такой себе неприметный матрос-тихоня, сидит в своей миниатюрной рубке, где тесно от
— Первая «ловушка» подходит, увеличивает обороты до предельных. Вторая включила двигатели, приближается с кормы… будет бомбить…
Оглушающий удар. До полного рванули электромоторы. Заскрипел вертикальный руль. С-33 второй раз клюнула носом. Алексеев удачно отвернул лодку, но сила взрыва оказалась настолько велика, что без последствий не обошлось. В пятом отсеке выбило предохранитель масляного насоса, во втором — батарейный автомат. И хотя повреждения тут же исправлялись, обстановка при всем том складывалась тяжелая. Уклониться ходом и глубиной, очевидно, не удастся: фашисты поставили цель добиться своего, расправиться с советской подлодкой. Но если, как советовал штурман, залечь на грунт и выждать?
Перепады здесь до ста метров, враг не достанет, наконец, у него просто не хватит терпения. Израсходовав боезапас, он рано или поздно ретируется.
Тишина наступила внезапно. Разогнанная лодка с ходу уткнулась в ил на самой линии перепада глубин, немедленно были выключены все приборы, за исключением гирокомпаса. Минут через пятнадцать Мокроусов уловил посылки гидролокатора. Корпуса лодки они не доставали, спасали водоросли.
Значит, решение правильное, маневр удался, врага обвели вокруг пальца.
Требовалось какое-то время, чтобы экипаж пришел в себя. Многочасовое маневрирование, беспрестанная бомбежка измотали людей, даже самые выносливые валились с ног. Нужно было осмотреть также механизмы и аппаратуру.
Проверив, на месте ли вахта, Алексеев пришел в кают-компанию. Было такое ощущение, будто он тяжело работал на протяжении этих десяти часов. Хотелось прилечь, закрыть глаза. Однако начали сходиться офицеры: предстояло держать совет, как быть дальше. Впервые за время войны эска забралась на такую глубину. Долго здесь не протянешь, задохнешься, надо подниматься наверх.
Он чувствовал себя до того утомленным, что забыл, какое сегодня число.
— Двадцать седьмое декабря, — подсказал Темин. Видимо, Алексеева немного оглушило, потому что звуки до него почти не доходили, видел только, что шевелят губами. Он встал, с силой потер виски руками. Окинул взглядом присутствующих. Парторг Девятко, лейтенанты Петренко и Темин, старший лейтенант Костыгов, доктор Мандрик….
— Попрошу Мокроусова и Акименко! Акустик явился быстро. Борис Андреевич крепко пожал ему руку и сказал:
— Спасибо. По возвращении на базу представлю вас к награде.
В двери показалась лохматая голова Акименко, которого ждали с
— Микола, друг, — попросил командир вестового, — подавай нам скорее завтрак, мы умираем с голоду!
— Так что ужин, товарищ командир! Я ужин приготовил. Уже ведь двадцать ноль-ноль.
Иначе нам нельзя
Под командованием теперь уже капитана третьего ранга Бориса Андреевича Алексеева С-33 курсировала вдоль вражеских берегов, стараясь подойти как можно ближе. Цель была выявлена благодаря вахтенному лейтенанту Петренко, обладавшему удивительной способностью видеть ночью.
Алексеева будто ветром вынесло на мостик. Но как пристально он ни вглядывался в темноту, ничего обнаружить не мог.
— Где же эти силуэты? — допытывался он у вахтенного офицера.
Петренко протянул вперед руку:
— Смотрите на мой указательный палец. Левее, еще левее…
Вот теперь Борис Андреевич уловил. По правому борту плыли какие-то бесформенные тени. Постепенно они увеличивались в размерах, уже можно было различить мостик, ограждение рубки, даже пилу сетепрорезывателя на носу. За головным судном следовало второе. Корабли шли на Севастополь.
Одно показалось странным: почему транспорт идет без охраны. Однако строить догадки не было времени. Надо действовать.
Проверили установки на ночном прицеле. Из переговорного трубопровода слышалось прерывистое дыхание штурмана, который сейчас должен сообщить пеленги.
Обостренный слух улавливал сонное жужжание гироскопа, мерное тиканье лага. Нужно немного выждать, пока головное судно приблизится к светящейся рамке прицела. И вот эхом прокатилось:
— По фашистам!
Подрагивая изоляторами, громыхала леерная антенна. В первом отсеке, прорываясь из аппаратов, шипел сжатый воздух. Подвывали машины торпед, слышались всплески воды, заливающей цистерну. Нарастало давление. Приборы обволакивал туман.
— Лево на борт!
С-33 поворачивала под корму атакованному транспорту. Весь экипаж, будто по команде, застыл в ожидании: попали торпеды в цель?
И вдруг тугая воздушная волна ударила в корпус. Мигнули лампочки, задрайка переговорного трубопровода сорвалась с цепочки и заплясала по стальному настилу трюма.
Алексеев, продолжавший вести наблюдение в перископ, вдруг заметил вынырнувших из темноты сначала одну, затем вторую пару катеров. Он бросился к трапу:
— Срочное погружение!
Задраивая люк, он чувствовал, что трап ускользает из-под ног. И тут же услышал взрывы глубинок. Едва он успел спрыгнуть в центральный пост, как полетели доклады: вышли из строя горизонтальные рули, не перекладываются вертикальные, поврежден гирокомпас, побиты плафоны освещения…
«Повреждения не столь опасны», — лихорадочно билась мысль, — исправят. Главное — моторы работают на полную мощность. И вообще — все по срочному погружению было выполнено верно. Тогда почему же эска валится на корму?»