Торжествующий разум
Шрифт:
– Знаешь… А ведь ты прав, Калугин. Ребята понравились девушкам, кроме, конечно, напряженного Белкина. Расслабляться он не умел, хотя временами крепко пил. Но никакого продолжения из их знакомства не последовало. Они просто расстались в метро.
– Не люблю продажных женщин, - проворчал Белкин.
– Надо непременно запретить проституцию.
– Лечить в концлагерях, - передразнил Литвин.
– У тебя ведь одно решение.
– Ты что, думаешь, это они от хорошей жизни на панель пошли, - возмутился Павел, уже составляя в уме план статьи, беспощадно бичующей капитализм, конечно бичующей скрытно, ведь писать приходилось в буржуазную прессу.
Белкин молчал, сделав несогласное выражение
– Знаешь, каково это?
– рассердился Михаил.
– Может, они первый раз в жизни вот так с обычными парнями общались? Одна из них, конечно, была уже смирившаяся, вернее, сломленная, но две другие совсем не плохие: Катя и, кажется, Ира. Они ведь люди! А их жизнь ставит в такое положение, будто они не люди, а животные. Это ведь ужасно. А самое главное для них знаешь что? То, что мы к ним как к людям отнеслись, а не как к шлюхам, не как к товару.
Белкин не стерпел и что-то буркнул.
Ропот в зале вырвал Павла из воспоминаний вчерашнего дня, оборвав нить такого трогательного времени. Пожилая бедно одетая женщина что-то шепнула ему в ухо. Он поморщился. Смысл произнесенных слов невозможно было разобрать.
– Теперь, товарищи, давайте серьезно и существенно поговорим о приеме в нашу партию молодого коммуниста. Его фамилия Калугин, зовут Павел. Он уже несколько месяцев работает с нашей первичкой и в комсомоле, - продолжал секретарь.
– Рекомендации этому горячему смене поколения дали: наш коммунист Михаил Литвин и Первый секретарь обкома комсомола Виктор Датов. Вот значит их рекомендации…
Дальше безжалостно уничтожая время, были зачитаны все рекомендации, заявление Калугина, его автобиография и еще какие-то бумаги. Все это, возможно, имело бы смысл в иное время и при других условиях.
Павел встал и представился. Нудная процедура ответов на вопросы началась. Он ждал ее предупрежденный и готовый рассказать о своем понимании программы партии, поделиться знанием устава и выразить готовность работать вместе со всеми.
Но ничего не произошло. Его не спросили о том, что такое коммунизм, капитализм или классы, никому не было интересно его мнение и знание либо незнание устава. Павла спрашивали о совершенно ненужных вещах: где и когда работали родители, где он учился, как учился, женат или нет. В общем, задавали совершенно лишние для определения убеждений человека вопросы. Но видимо этого и не требовалось. Для себя Калугин решил, что «церемония» больше походит на прием нового члена в дворянский круг. «Простите, от какого колена Карла Лотаря вы ведете свою родословную?»,- мысленно сострил он.
Когда истомленный ответами Павел сел, то сразу задумался о судьбе этой странной «коммунистической» партии. «Что же это, получается? Почему все, что я вижу вокруг, совсем не кажется мне подходящим для реального сопротивления режиму? Ни партия, ни ее молодежное крыло не производят хорошего впечатления. Старшее поколение выглядит сектой для которой ритуалы гораздо важней реальности. Молодежь засорена карьеризмом. Идеология коммунизма размыта, нет даже просто растворена в неком державном патриотизме. Причем партийные секретари еще и гордятся этим. Им кажется, или они так говорят, что это и есть «многообразие точек зрения». Вождь партии утверждает, что наша великая нация не должна оставлять своих исторических корней: религии и общинности. Какое это имеет отношение к революции? К идеалам борьбы? К ее классовому содержанию? Почему средневековый хлам заполняет нашу прессу, а реальные принципы коммунизма отброшены. Вместо утверждения власти народа и президент, и наш вождь предлагают выбрать «хорошего президента» с «сильной командой», чтобы навести порядок. Какой путь нужно избрать мне? Как противостоять разъедающим бациллам старого мира, страх отношений? Сможем ли мы перебороть все негативные тенденции хотя бы в среде молодежи»,- думал он. Из размышлений его не вывело даже голосование по поводу его приема в ряды «бескомпромиссных борцов».
– Большие беды ждут нашу организацию. Мартовский принцип формирования партии непременно принесет вред. Нельзя считать членом партии человека имеющего просто билет, но не понимающего сути борьбы, да и не участвующего в ней, - думал он.
– Ленинский тип партии совсем другой, здесь членом партии считается тот, кто работает в ней, а ведь большинство этих людей уже давно ничего не делает. Я уже не говорю о том, что многие из них вообще даже на собрание не ходят, взносы не платят, наконец. Но все это только признаки - причина проблемы должна быть в чем-то ином и решение может быть связано только с ней.
Собрание шло своим чередом уже третий час. Кругом о чем-то спорили. Что-то неразборчиво доказывали.
Павел покрутил головой, чувствуя, что вспотел. Воздух был сжатый и едко невкусный.
– Нужно работать по-новому, учиться прошлым, да, но все равно по-новому, по-новому, - думал он.
– И начать нужно с комсомола. Выйдет ли из него толк? Все эти пьянки, летние лагеря, фиктивные пионеры - пожиратели сладостей, все это не годится. Да и скучные пикеты с плакатами в духе "Власть ты плохая" не нужны. Но каким образом имея такой рыхлый потенциал подвигнуть людей на что-то серьезное? С помощью чего можно заставить их проявить интерес к качественному росту к проблемам содержания нашего движения?
Эти размышления совершенно вырвали Павла из кипучей, но бессмысленной для него действительности. Он стал рассуждать. Мысли сами, под влиянием хаотичной реальности проносились в голове:
– Возможно, необходимо подтолкнуть людей каким-то действием. Провести собственную акцию? Не скучный традиционный пикет, а яркий, захватывающий экшен. Ведь нашу молодежную организацию никто не знает, никто. Да и никто бы не знал ее вообще, если бы не здоровские листовки Литвина. Если бы не они, вообще никого бы не было. Значит, хороший вкус? Верно. Война на Востоке набирает силу, американские интервенции развиваются в нескольких азиатских регионах. Эта проблема волнует многих - волнует всех. Необходимо захватить ее и реализовать в акции. Сделать, именно сделать имя нашему движению. Показать всем этим пожилым, забывшим о настоящем, о настоящей борьбе людям, что бой продолжается. Что делать потом? Выстраивать работу с поднятым волной активом - привносить в него реальную идеологию красных.
Глава 7. Выбирай новый
Губернатор отошел от окна. Там за двумя слоями стекла, нацелив острый красный нос в его кабинет, красовалась пятиметровая ракета. На борту ее рядом с Американским флагом белели две буквы: "US". Александр Александрович поморщился и опустошил простуженный нос в синий платок.
Раздался непродолжительный резкий звук.
– Да не волнуйтесь вы так Александр Александрович, - пролопотал маленький сутулый человек.
– Она ведь не настоящая, да и уберут ее через час.
Короткошеий толстяк губернатор прошелся по кабинету. Его маленькие ступни медленно вышагивали в пространстве, позволяя громадному телу слегка покачиваться, словно это был парус. Лицо губернатора полностью отражало его состояние души. Оно было тучей, немного серой в этот час от тревоги.
– Издеваются, - рассуждал он.
– Мальчишки, устроили тут, понимаешь, балаган. Весь город на ушах. Одних журналистов толпа. И чего им далась эта война в Ираке? Она ведь не первый день идет. Какое им дело?