Тощие ножки и не только
Шрифт:
А в это время галактика свечей ощетинилась секретами ночи
Снова и снова совершает жрец свой поход. От неба к воде. От воды к земле. От земли к небу
Пока солнце не встанет, и тогда золото станет переживать о чем-то ином.
Таким образом в последние годы своего пятисотлетнего существования Второй Храм соединил старую религию с новой. Повенчал дух и душу. Дал функциональную метафору трансцендентальному. Включил – чувственно и зримо – отдельную человеческую личность в космический цикл.
Раковина служила чашей для соков бытия. Раскрашенный Посох символизировал
Пройдя внутрь под ненавистным римским орлом и в отличие от других паломников не обратив внимания на его милитаристские когти, молодой Иисус вполне мог стать свидетелем этих священнодействий. Поскольку он не был заражен лицемерием, догматизмом и продажностью, которые в ту пору пышным цветом цвели среди иерархов Храма (и против чего он вскоре восстал), Иисус наверняка вдохновился бы ими. С другой стороны, ритуалы эти вполне могли вызвать в нем некий психологический дискомфорт. Разумеется, те, кто позднее основал религию, названную его именем, также испытывали некоторое смущение по их поводу. Для них, кто предпочитал пляске молитву, пиру пост, кто принимал крещение, а не окунался в воду, истязал плоть, а не услаждал ее, кто покупал дух, но продавал душу, возвеличивал отца и обманывал мать – для этих людей Храм Ирода таил в себе угрозу, особенно в дни весеннего равноденствия или сбора урожая.
Пока Жестянка Бобов перечислял(а) ритуалы, о которых ему(ей) стало известно от Раковины и Посоха, несмотря на всю их скрытность, Ложечка тоже испытывала некое девичье смущение. Нет, исполненные глубокого смысла, благородные ритуалы эти были прекрасны и импонировали ее утонченной натуре; и все-таки при их упоминании в душе оставался некий скользкий осадок. Особенно Ложечке становилось не по себе, когда речь шла о Саломее. О том, как юная девушка довела своего отчима, несчастного царя Ирода, едва ли не до умопомрачения в ту ночь, когда исполняла Танец Семи Покрывал, из-под которых мелькали тощие ножки, да и не только они одни.
– Вот это был танец, – вздохнул(а) Жестянка Бобов. – После него Ирода как подменили.
– Но, сэр/мэм, не думаю, чтобы Ироду стало не по себе от всех этих непристойных движений. Он и без того уже давно страдал черной меланхолией. Иначе с чего это он, чтобы соблазнить Саломею станцевать перед ним, пообещал ей голову Иоанна Крестителя? Да не просто так, а на серебряном блюде. Бр-р, какое омерзительное зрелище! Человеческая голова на тарелке, как какое-то жаркое! Даже подумать-то жутко!
– Собственно говоря, принято думать, что убить Иоанна Крестителя потребовала мать Саломеи.
– Какая разница! Главное, Ирод не стал возражать. И все для того, чтобы заглянуть под юбку молоденькой девчонке, на ее женские прелести. В наши дни это называется детской порнографией…
– Саломее было шестнадцать. По тем временам – уже взрослая женщина.
– Извините, но возраст тут ни при чем. Главное в том, что Ирода довела до умопомрачения его собственная развращенность, а не постыдное, как вы выразились, выставление напоказ женских прелестей.
– Возможно, вы правы, мисс Ложечка. Кто знает правду о том, отчего человеческий мозг съезжает с катушек. Такое впечатление, что между ним и подлинным внешним миром повисло столько покрывал, что в конечном итоге свет не в состоянии проникнуть за них, и тогда он начинает гнить и разлагаться в темноте. Как бы там ни было, царь Иудеи, можно сказать, окончательно спился. К тому моменту, когда Саломея станцевала свой танец, его власть уже дышала на ладан. Осмелевшие евреи еще при его жизни сбросили с крыши Храма ненавистного орла. Царь же в это время лежал в отрубе на диване и пускал пьяные слюни.
– Что ж, евреям крупно повезло. Наконец Ирод напился до такой степени, что уже не мог воспрепятствовать
– Итак, орла не стало, но это мало что изменило – порядки в Храме остались прежние. Мисс Раковина совершала по праздникам свои обычные возлияния. Мистер Посох тоже всегда был под рукой на тот случай, если кому-то из жрецов придет в голову помешать священное варево из секса и звезд. Посох превратился в нечто вроде иголки компаса, указывая на север, откуда, как было сказано в пророчестве, должен явиться Мессия. Разумеется, никуда не исчезли продажность и торгашеский дух, они, как и в прежние времена, продолжали цвести здесь пышным цветом. Помнишь, как Иисус схватился за кнут и в гневе прогнал из Храма менял?
– Ирод к тому времени уже умер.
– Да, его не стало, еще когда Иисус был ребенком. Кстати, мисс Раковина и мистер Посох вообще не помнят никакого Иисуса. По их словам, если он и был, то не произвел тогда на Иерусалим особого впечатления – вся эта каша заварилась лишь спустя четыре десятилетия после того, как парня распяли. Знаю, ты не любишь разговоров на эту тему. Главное, уяснить себе одну вещь – после смерти Ирода ситуация для евреев в Иудее если и изменилась, то к худшему. Рим принялся закручивать гайки. Евреи попробовали сопротивляться. Так оно и продолжалось. Рим давит. Евреи сопротивляются. Рим давит. Евреи сопротивляются. Пока наконец римлянам это не осточертело, и в 70 году они снова стерли Иерусалим с лица земли. В который раз! Ты можешь себе представить? Уничтожили до последнего камня, как будто города и не бывало! Убили миллион людей. Римский военачальник по имени Тит разграбил храм, вынес все подчистую и отправил награбленное добро в Рим. Там бесценную добычу выставили на всеобщее обозрение в Храме Мира. То есть из Города Мира, Иерусалима, сокровища перекочевали в Храм Мира. Не кажется ли вам, что люди слишком вольно обращаются со словом «мир»? И то, что они совершенно игнорируют истинный смысл этого слова, служит еще одним подтверждением тому, что с мозгами у них не все в порядке. Я когда-либо разъяснял(а) вам мою теорию о том, что…
– Да-да, вы рассказывали мне о ней, сэр/мэм, – поспешила опередить Жестянку Ложечка. – Все очень доходчиво объяснили. Но давайте, если вы не возражаете, вернемся к нашей теме: Раковина и Раскрашенный Посох, как я понимаю, не были вывезены в Рим?
– Они не были из числа тех ценностей, что сразу бросаются в глаза грабителям. Потому Тит их и не заметил.
– Но кто-то же позаботился о том, чтобы их спасти.
– К счастью для них обоих, да. Один финикийский раб. Он выкрал Раковину и Посох из-под руин Храма и бежал с ними в пустыню. Мисс Раковина уверяет, что почему-то рядом с ней всегда оказываются просвещенные человеческие существа. Даже сегодня. А может, сегодня это случается даже чаще, чем когда-либо раньше. Вот почему они с Посохом развернули такую бурную деятельность. Не знаю, мисс Ложечка, но мне видится в этом некое противоречие. Чтобы магия и просвещенность мирно уживались в конце двадцатого века? А эта бредовая идея о Третьем Храме?
– Ах, Третий Храм! – прощебетала Ложечка, обрадованная тем, что лекция по истории, кажется, окончена. Нет, она обожала слушать глубокомысленные рассуждения Жестянки Бобов, но та версия библейских событий, которую Жестянка позаимствовала у Посоха и Раковины, почему-то вселяла тревогу.
– Вы как-то раз обещали рассказать мне, каким, по вашему мнению, будет этот Третий Храм.
– Если он, конечно, когда-нибудь будет.
Посреди шика и блеска Пятой авеню, самой богатой и самой кичливой улицы Нью-Йорка, преподобный Бадди Винклер и два кошерного вида джентльмена остановились возле тележки с хот-догами. И под внимательным взглядом своих спутников проповедник новыми золотыми клыками впился в горячую сосиску.