Тоска
Шрифт:
Я приукрасил. Да, может быть. Но не придумал.
Вы тогда резонно заявите: "Зачем вообще было это писать? Зачем ты рассказал нам о Тоске?".
Вы, конечно, уже догадались, но все же.
Я и есть Сергей Тоска. Эгоист высшего класса.
Я пишу этот роман, и все это правда.
Меня арестовали на месте. Я не сопротивлялся, а с какой-то кривой ухмылкой смотрел на Женю. Как только я сделал то, что сделал, шум в голове утих, а вокруг заиграли краски. Все сложилось в здоровенную рекурсию.
Я нахожусь в камере заключения. Приговор - смертная казнь за убийство. В экстрадиции
Да я, признаться, и сам не хотел бы. Жаль расстраивать деда. Его и так поджидает удар.
Говорят, перед смертью видишь всю жизнь заново.
Я пошел дальше и решил ещё и поведать другим, вдруг будет интересно?
Самое обидное, я нашел призвание. Мне страшно, до безумия хочется писать.
Попросил у руководства тюрьмы ручку и много бумаги. Отнеслись с каким-то уважительным пониманием.
И вот, пишу это третий день, почти без сна.
Я попрошу отправить эту рукопись моему лучшему другу Александру.
Да-да, Саша! Дарую все права.
Делай, что хочешь. Публикуй - не публикуй, мне уже будет все равно.
Жаль, что все вышло именно так.
Женю мне не жаль, себя не жаль. Люси и Женину мать мне тоже не жаль. Жаль, что так мало написал - вот лишь себя толком и смог обозреть. А ведь призвание - это самое главное в жизни.
Для меня как минимум.
И то, хочется ещё столько рассказать... Но, как я и говорил, второй попытки не будет.
Дорогие друзья, не грустите обо мне. Это пустое.
Живите.
Бегите вперед.
Находите призвание.
Я виноват перед вами. Лично перед вами. И за это понесу наказание.
Ведь, получается, я не смогу написать больше ни строчки?..
Хотя виноват ли я вообще? Не знаю.
У меня своя космологическая точка зрения.
Или правильно - космическая?
В общем, в душе, мне уже на все глубоко наплевать.
И уже не мне себя судить.
Есть высший суд.
Что-что говорите? Он на небе? Бог? Нет. Что вы, бросьте. Конечно, нет.
Он в голове.
Обычно называется "совесть".
Но моя куда-то пошла погулять. С рваной стейковой раной.
За мной идут.
Кажется, конец.
Спасибо.
Спасибо вам, друзья, и до свидания.
Или "прощайте".
Впрочем, какая уже разница, правда?
Рассказы
Тоски
Зона "К"
–
– Они мне не идут.
– А вы всё равно попробуйте, - настаивал господин Долдон, психоаналитик.
– У вас такая странная фамилия, - пора сменить тему, подумал я.
– Вы француз?
– Нисколько, - не смутился Аркадий Долдон.
– Я психоаналитик.
– Но это же совсем другое дело!- развел руками я.
Долдон достал из-под стола большую ковбойскую шляпу и нахлобучил мне на голову.
– Вот так гораздо лучше, - заметил он.
Мы сидели в общественном туалете города Страсбурга. Это часть методики доктора Долдона. Ума не приложу, как ему позволили принести сюда стол, и почему заходящие люди ничуть не смущались нашего присутствия, но факт остается фактом - ему такое удалось. И уже только за это я его почти уважаю. Единственное, меня не устраивают его удивительно короткие при двухметровом росте холеные едва достающие до пояса ручки. Они, к тому же, имеют маленькие ладони и делают его похожим то ли на крысу, то ли на бобра. А может даже на енотика. Главное - что альбиноса.
Аркадий Нарзулович Долдон, доктор психологических наук, имеет какой-то пушистый и до святости белый цвет шевелюры, ресниц, бровей и кожи. И только белки глаз у него отдают красным.
Порой мне кажется, что уже одним своим примером человека с невероятно отвратительной внешностью, но при этом крайне успешного, Долдон вдохновляет пациентов. Но я не из того числа. Долдон мне не нравится снаружи, а внутри я его ещё должным образом не рассмотрел.
Накануне, как выяснилось, Аркадий Нарзулович перевез мое бессознательное тело в Страсбург, и нашел я себя уже в этом самом туалете. Подобная не слишком простая процедура оказалась заключительным этапом выхода из зоны "К".
Долдона мне посоветовали друзья, как мастера по решению проблем моего типа.
Случилось так, что жить мне стало скучно. И любовь моя прошла, и денег уже достаточно заработал, и разномастными пьянящими веществами, вроде кокаина и книг, баловался, и, бог простит, в творчество пытался ударяться. Все хорошо, а страсти нет. Скучно, и всё тут.
Долдон, надо отдать ему должное, быстро меня раскусил.
Я-то до наших встреч не понимал, отчего так тоскливо, а он, можно сказать, на своих маленьких пальцах мне всё разъяснил.