Шрифт:
1. Мадара
Из приоткрытого окна повеяло свежим ветерком уже смешавшимся с запахом прелой травы, возвещающей о скором приходе в город осени. Я лениво потянулся, поворачиваясь к распластавшемуся на полу Нацумэ, измученно прикрывшему глаза и глубоко вбирающему воздух, словно только что пробежал пару километров от очередного погнавшегося за ним екая. Опять он вернул имя. Зачастую Рэйко не требовалось прикладывать колоссальных силы, дабы отобрать имя у очередного тщедушного духа, действительно могущественные екаи составляли немногие листы тетради,
Я внимательно прищурился, глядя на мальчишку.
Уже не раз я замечал, насколько он отличается от Рэйко, добрый и отзывчивый, Нацумэ всегда удивлял меня этими своими качествами, сохранившимися в его чуткой душе, несмотря на всю травлю и издевательства, которым его подвергали родные и сверстники. Еще в первую встречу, узнав, что Тетрадь дружбы попала в руки потомку Рэйко, тогда еще остававшемуся для меня безликим образом, ничего не значащим мальчиком, всего лишь похожим на девушку, что я знал много лет назад, я решил забрать сей артефакт из желания обезопасить екаев, чьи жизни были заключены на пожелтевших листах зачарованной бумаги. Я не ожидал от потомка Рэйко ничего иного, как желания воспользоваться силой Тетради и пополнить ее новыми контрактами, однако…
«Сэнсей, как мне вернуть екаям их имена?»
Невольно при воспоминании об его словах у меня вырывается довольный смешок. Да, Нацумэ не похож на Рэйко, но он не менее интересен, точно являя собой скрытую сторону своей бабки, так и не нашедшую способа разрушить преследовавшее ее всю недолгую даже для человека жизнь одиночество, не отступившего и когда… она встретила деда Нацумэ. Мне не нравится вспоминать об этом времени, точно коварно шепчущему о нависшем над Рэйко злом роке, что лишил девушку того единственного человека, сумевшего и не побоявшегося сблизиться с ней. И справиться с потерей которого обычно сильная и дерзкая Рэйко так не сумела, безмолвно, но окончательно сломавшись. Однако… ее немой крик до сих пор звучит в моей душе, и мне не забыть его пройдет еще хоть сотня, хоть тысяча лет.
Я снова бросил взгляд на дремлющего Нацумэ.
У меня никогда раньше не было места, где я бы задерживался надолго, места, которое бы считал домом. И уж тем более не входит в привычки екаев привязываться к человеку. Но это так легко. Вот он лишь немного заинтересовал тебя в череде серых встреч слепых людей, и ты следуешь за ним, все это кажется игрой, веселит и забавляет, пока однажды среди множества одинаковых пробуждений и рассветов ни поймешь, что этот человек, возможность находиться рядом с ним и встречать вместе очередное утро – бесценно. О, глупость какая! Привязаться к человеку, я совсем уже перебрал с саке, говорить подобное. Мне нужна только Тетрадь, разве не так?
Да, мне нужна только Тетрадь…
В конечном итоге, у нас ведь с этим наивным мальчишкой уговор, и его защита – мой долг, не я ли сам нарек себя телохранителем и его наставником? Какое значение он сам может иметь для меня, могущественного екая, наблюдающего движение мира не первый век? Нацумэ просто ребенок, обычный мальчик, которого я забуду, едва он исчезнет с моих глаз. Непременно забуду. И все же… время, проведенное с ним, было веселым. Мне нравится, что он неравнодушен к просьбам и бедам екаев, из-за чего постоянно влипает в неприятности. И это мне тоже нравится, как и то, что он всегда меня зовет, если ему грозит опасность. Нравится отчитывать его, когда тот смывается куда-то без предупреждения. Нравится, когда он покупает мне булочки с изюмом.
Хотелось бы мне, чтобы такое время…
– Это был последний, – доносится до меня измученный, но восторженный голос мальчишки, и я поворачиваю в его сторону уши. – Представляешь, Сэнсей? Это было последнее имя. В Тетради больше не осталось листов. А ты говорил, что мне не хватит и сотни жизней, – смеется мальчик, и в его голосе слышится облегчение, заставившее что-то внутри меня неприятно шевельнуться. – Прости, что тебе пришлось быть со мной так долго и, что оставил тебе пустую Тетрадь. Но ведь это так здорово, все екай теперь получили свободу, и ты сам можешь вернуться домой!
Его слова хлыстом ударили меня, заставив взвинчено подскочить.
– Домой? – оторопело переспросил я, но тут же спохватился и натянул на морду самодовольную улыбку. – Верно-верно, ведь тетрадки больше нет, так что и в твоем доме, – я неосознанно подчеркнул это слово, – меня более ничего не держит. Эх, даже поверить не могу, что ты, оболтус бесхребетный, все имена раздал. Такое добро разбазаривать попусту, ну и ну, – на мое возмущенное ворчание Нацумэ только легко засмеялся. – Ничего мне не оставил! А я так мечтал заиметь какого-нибудь шустрого раба, гонял бы его за саке и кальмарами да заставлял песни мне петь.
– Прости-прости, – примирительно выставив руки, хихикнул Нацумэ.
– Слишком уж ты добрый, – мне не удалось скрыть проскользнувшую в голосе тихую грусть. Все же насмешливо фыркнув, я забрался на подоконник и, не желая более видеть лицо глупого мальчишки, спрыгнул вниз, только отдаленно расслышав удивленный крик Нацумэ, окликающего меня, но обернуться я так и не смог. Бесконечная череда встреч и расставаний, что сопровождала нас с того дня, как этот дурачок решил вернуть всем екаям их имена, закончена. О, все это казалось мне сплошной нелепостью, все расставания смешными и не заслуживающими моего внимания.
Не оставляющими следа тоски на сердце.
Да и теперь разве есть мне с чего расстраиваться? Я могу вернуться… да хоть куда я могу вернуться и навсегда забыть этого идиота с его миротворческими замашками, что б его. Привязаться к человеку? Желать остаться с ним? Пфе, невозможно это, абсурд, какая нелепица. Нет, я просто жалею об окончании занимательного приключения, позволившего мне убить немного времени своей бесконечно долгой для людей жизни. Теперь наш уговор расторгнут, вот она, свобода!
Я сбросил облик толстопузого котика удачи, привычно ощутив как прохладный ветер скользнул по шерсти, подхватывая ее и взъерошивая. Я вновь получил свободу, вот только, что с ней делать? Теперь я могу отправиться к любым источникам саке, отдаться празднеству и напиться до потери памяти. Буквально. Чтобы навсегда вытравить из воспоминаний улыбку и теплый взгляд глупого мальчишки. Ох, как же я сейчас зол! Он ведь даже не попытался, не предложил остаться с ним! Точно все время я только и являлся для него приложением рядом, аксессуаром, который выкинуть можно, когда надобность в нем отпадет. Домашней зверюшкой!