Тот, кто убивает дракона
Шрифт:
– Как долго вы продолжали петь тогда? – спросил Бекстрём.
– Ну, пока чокнутая старуха не позвонила в дверь и не начала орать и ругаться. Я ведь стоял в гостиной и балдел от Эверта Таубе и избежал удовольствия видеть эту дуру, но слышать я ее слышал.
– Сколько времени было тогда? – не унимался Бекстрём.
– Понятия не имею. – Столхаммер пожал широкими плечами. – Хотя мне известно, сколько было, когда я пришел домой и позвонил Марии, ведь тогда я сначала посмотрел на часы. Не хочется ведь никого
– И сколько было тогда?
– Полдвенадцатого. Если мне память не изменяет, – сказал Столхаммер. – Я, помнится, еще подумал, что, пожалуй, немного поздно, но потом успел соскучиться тоже. Поэтому собрался с духом и набрал номер. Хотя сначала я дома отпраздновал чуточку. У меня еще оставалась капелька в кладовке, и, как раз прикончив ее, я решил, что надо, пожалуй, прокатиться на юг.
– Когда ты ушел от Даниэльссона тогда? – спросил Бекстрём. «И как нам сейчас проверить последнее?» – подумал он.
– Как только старуха начала шуметь, я понял: самое время отправляться домой и ложиться спать. Потом распрощался с Калле и поковылял к себе. На дорогу ушло самое большее десять минут, включая то или иное отклонение от маршрута по пути. – Столхаммера улыбнулся и покачал головой. – Вечеринка ведь уже зачахла, скажем так, и Калле утомился и позвонил старухе, которая спускалась ругаться. Стоял и собачился с ней, когда я уходил.
– Даниэльссон стоял у телефона и ругался с соседкой, когда ты уходил, – повторил Бекстрём.
– Точно, – подтвердил Столхаммер. – То есть ситуация способствовала, чтобы прогуляться домой и получить немного тишины и покоя. Конечно, это чертовщина какая-то, – продолжил Столхаммер и снова потер костяшкой кулака уголок глаза. – Пока я лежал там, и спал, и мечтал о Марии, какой-то псих вломился к Калле и забил его насмерть.
– Почему ты думаешь, что он вломился?
– Так, по крайней мере, утверждал Бликстен, – сказал Столхаммер и посмотрел удивленно сначала на Бекстрёма, а потом на Аннику Карлссон. – Как он слышал, дверь в квартиру Калле болталась на соплях. Какой-то дьявол вломился внутрь и ограбил его. Забил насмерть, пока он спал.
– Когда ты уходил, – слегка поменял тему Бекстрём, – не помнишь, Калле запер дверь на замок?
– Он всегда так делал. Калле был осторожным человеком. Не потому, что я подумал об этом тогда, но на сто процентов уверен, что он это сделал. Я обычно подсмеивался над ним из-за этого. По поводу его привычки всегда запираться на замок. Сам я никогда не запираюсь.
– Он боялся кого-то? – спросил Бекстрём. – Поскольку всегда запирался?
– Он ведь не хотел, чтобы кто-то забрался к нему и стянул его пожитки. У него же хватало ценных вещей.
– И каких же? – поинтересовался Бекстрём. Он сам побывал на месте и видел все собственными глазами.
– Ну-у, – сказал Столхаммер и,
– Ты имеешь в виду тот, который стоял в его спальне? – спросил Бекстрём.
«Как его вытащить оттуда и как такой, как Столхаммер, мог стать полицейским?» – подумал он.
– Точно, – кивнул Столхаммер. – Антиквариат. У Калле хватало такого. У него были настоящие ковры и старые красивые вещи.
– У нас есть маленькая проблема с тем, что ты говоришь, – сказал Бекстрём. – Когда мы его нашли, дверь стояла открытой, и на ней не было никаких следов взлома. Изнутри ее можно открыть ключом или ручкой. Снаружи только ключом. Когда коллеги прибыли туда, она стояла распахнутой без каких-либо повреждений. По мнению экспертов, уходя, преступник просто прикрыл ее, но, поскольку балконная дверь в гостиной оставалась приоткрытой, образовался сквозняк, и входная дверь распахнулась. Как ты это объяснишь?
– Объясню? – спросил Столхаммер удивленно. – Если эксперты говорят, значит, все так и есть. Зачем ты спрашиваешь меня о подобном. Я же старый сыскарь, а не эксперт. Поинтересуйся у Пелле Ниеми или у кого-то из его парней.
– Я и коллеги рассуждали немного иначе, – сказал Бекстрём и кивнул Аннике Карлссон. – По нашему мнению, Калле Даниэльссон, скорее всего, сам впустил преступника, поскольку речь шла о ком-то, кого он знал и кому доверял.
«Вот тебе пища для размышлений», – подумал он.
– В этом ты ошибаешься, Бекстрём, – сказал Столхаммер и покачал головой. – У кого из нас, старых приятелей, могла иметься причина убить Калле?
– У тебя нет никаких предположений? – спросил Бекстрём. – Я и коллега Карлссон надеялись на это.
– Ну, единственный из старых приятелей, о ком я в таком случае мог бы подумать, – это ведь Манхэттен. Из старых приятелей, я имею в виду. У кого был зуб на Калле.
– Манхэттен? Манхэттен, который находится в Нью-Йорке?
– Нет, черт, – сказал Столхаммер. – Как чертов приторно сладкий напиток из виски и ликера. Кто мог додуматься лить ликер в виски? За подобное надо наказывать.
– Итак, Манхэттен… – напомнил Бекстрём.
– Манне Ханссон, – объяснил Столхаммер. – Его прозвали Манхэттеном среди своих. Работал барменом в старом отеле «Карлтон» до пенсии. По пьянке он мог стать ужасно злым. Вписался в какую-то фирму по совету Калле, и все, конечно, пошло прахом. Он тогда не очень обрадовался.
– Манне Ханссон? – повторил Бекстрём. – Где мы можем его найти?
– Боюсь, это будет не легко, – сказал Роланд Столхаммер и ухмыльнулся. – Лучше всего поискать на кладбище в Сольне. Детки, конечно, развеяли его прах в мемориальном комплексе, чтобы снизить расходы.