Тот, кто умрет последним
Шрифт:
— Это похоже на правду.
— Нет, я серьезно. Безумие похоти. Гребаные гормоны.
— Мой прежний папа никогда бы не произнес это слово.
— Твой прежний папа был куда мудрее меня.
— Ах, вот оно что! — она откинулась назад, в горле першило от пыли, поднявшейся из бархатной обивки. — Так вот почему ты пытаешься восстановить со мной отношения?
— Я никогда их не обрывал. Ты сама это сделала.
— Трудновато поддерживать отношения, когда ты сожительствуешь с другой женщиной. Ты неделями не утруждался позвонить хотя бы разок. Не интересовался,
— Я не осмеливался. Ты была слишком зла на меня. И встала на сторону матери.
— Ты меня обвиняешь?
— У тебя двое родителей, Джейн.
— И один из них ушел. Разбил сердце мамы и сбежал с бимбо [59] .
— Твоя мама не особо-то по мне и убивалась.
— Да ты хотя бы представляешь, сколько месяцев ей понадобилось, чтобы это пережить? Сколько ночей, за которые она все глаза выплакала? Пока ты развлекался с этой, как там ее, мама пыталась понять, как жить дальше. И ей это удалось. Отдаю ей должное, она поднялась на ноги и отлично себя чувствует. Вообще-то, просто замечательно.
59
Бимбо — молодая привлекательная, легкодоступная и исключительно глупая женщина. (прим. Rovus)
Казалось, эти слова задели отца так сильно, как если бы Джейн действительно врезала ему. Даже в полумраке коктейль-бара она заметила, как исказилось его лицо и опустились плечи. Он закрыл лицо руками, и она услышала звук, похожий на всхлип.
— Папа? Папа.
— Ты должна остановить ее. Она не может выйти замуж за этого человека, она не может.
— Пап, я…, — Джейн посмотрела на мобильный, завибрировавший на ее поясе. Беглый взгляд сказал ей, что это был телефонный код штата Мэн, и номер незнакомый. Она решила позже прослушать голосовую почту и переключилась на отца. — Пап, что происходит?
— Это была ошибка. Если бы я мог повернуть время вспять…
— Мне казалось, ты помолвлен с этой, как ее там.
Он тяжело вздохнул.
— Ее зовут Сэнди. И она выгнала меня.
Джейн не произнесла ни слова. Некоторое время единственными звуками вокруг были позвякивание кубиков льда и стук шейкера в баре.
Опустив голову, он пробормотал себе в грудь:
— Я остановился в дешевом отеле за углом отсюда. Вот почему я и попросил тебя встретиться здесь, так как теперь обитаю поблизости, — он недоверчиво хохотнул. — Гребаный коктейль-бар «Тысяча и одна ночь»!
— Что между вами произошло?
Он поднял на нее глаза:
— Жизнь. Скука. Я не знаю. Она сказала, что я не подхожу ей. Что веду себя, как старый пердун, который ждет каждый вечер приготовленного ужина, а она мне горничная, что ли?
— Возможно, теперь ты оценил маму по достоинству.
— Ага, ну, никто не сравнится с готовкой твоей мамы, это уж чертовски верно. Так что, возможно, я был неправ, ожидая от Сэнди того же уровня. Но она усугубляла ситуацию, представляешь? Называла меня старым.
— Ой-ой.
— Мне всего лишь шестьдесят два! То, что она моложе меня на каких-то четырнадцать лет, не делает ее юной девочкой. Но я кажусь ей именно таким, слишком старым для нее. Слишком старым, чтобы на что-то еще сгодиться…
Он снова закрыл лицо руками.
Страсть проходит, и затем вы видите нового и возбуждающего любовника в беспощадном дневном свете. Должно быть, Сэнди Хаффингтон проснулась однажды утром, посмотрела на Фрэнка Риццоли и заметила морщины на его лице и обвислые щеки. Когда гормоны испарились, тому, что осталось было шестьдесят два года, и оно одрябло и полысело. Она подцепила чужого мужа, а теперь захотела избавиться от улова.
— Ты должна мне помочь, — потребовал он.
— Тебе нужны деньги, пап?
Он вскинул голову:
— Нет! Я не этого прошу! У меня есть работа, зачем мне твои деньги?
— Тогда что тебе надо?
— Мне нужно, чтобы ты поговорила со своей мамой. Сказала ей, что я сожалею.
— Ей стоит услышать это от тебя самого.
— Я пытался поговорить с ней, но она меня и слушать не хочет.
Джейн вздохнула:
— Ладно, хорошо. Я передам ей.
— И… спроси ее, когда мне можно будет вернуться домой.
Она уставилась на него:
— Ты, верно, шутишь.
— Что это еще за выражение на твоем лице?
— Ты ждешь, что мама позволит тебе вернуться?
— Половина дома принадлежит мне.
— Вы поубиваете друг друга.
— Разве то, чтобы твои родители снова были вместе, это плохая идея? Разве такое должна говорить дочь?
Она глубоко вдохнула, а затем заговорила медленно и отчетливо.
— Итак, ты хочешь вернуться к маме и жить как прежде. Вот о чем ты толкуешь? — Она потерла виски. — Святое дерьмо.
— Я хочу, чтобы мы были семьей. Она, я, ты и твои братья. Встречали вместе Рождество и День Благодарения. Все эти прекрасные праздники с прекрасной едой.
«Особенно с прекрасной едой», — подумала Джейн.
— Фрэнки согласен, — заявил отец. — Он этого хочет. Так же как и Майк. Мне просто нужно, чтобы с ней поговорила ты, потому что она прислушивается к твоему мнению. Попроси ее принять меня назад. Скажи, что это единственно верный ход событий.
— А как же Корсак?
— А с какого дерьма тут Корсак?
— Они помолвлены. Планируют свадьбу.
— Она еще не развелась. Она все еще моя жена.
— Только на бумаге.
— Это касается семьи. И это верный выбор. Пожалуйста, Джейн, поговори с ней. И мы сможем снова быть прежней семьей Риццоли.
Семья Риццоли. Она подумала о том, что это означает. История. Совместные праздники и дни рождения. Воспоминания, которые не разделишь ни с кем, кроме родных. Это было чем-то святым, тем, что невозможно просто так выбросить, и она была достаточно сентиментальна, чтобы оплакивать утраченное. Теперь все это можно восстановить и вернуть прежние времена, мама и папа снова будут вместе, как было всегда. Фрэнки и Майк этого хотели. Ее отец этого хотел.