Тот самый сантехник. Трилогия
Шрифт:
— Значит, гражданин Никита Сергеевич уверяет… — продолжил участковый, — …что двое лиц, подозрительно похожих на Марик с человеком-йети в коридоре, совершили на него намеренное нападение средь бела дня. В связи с чем и просит органы правопорядка разобраться в произошедшем.
Боря от негодования не только кран отвинтил, но и за сифон схватился. Отвинтил в два движение, подскочил.
— Где тут у вас мусорка? Почищу заодно.
Содержимое сифона пахнуло что надо. Там и волосы, и окурки, и зубочистки. С недоумением проводив это всё взглядом, Андрей ведро мусорное подставил. Кто успел
Последним Боря из сифона презерватив вытряс. Хромов промолчал неловко. Неожиданность! А сантехник буркнул:
— Нет, ну я многое видел. Не то, чтобы я осуждал, но всё же если разбираться, то давайте разбираться, а не на гандоны смотреть.
Хромов побагровел, ведро подхватил подмышку и из кабинета выскочил. Ор поднялся на всё отделение. Ведро в стену полетело.
— Сомов, Кишинидзе, вы в край охуели что ли?! Откуда гондоны в моей раковине?! Кто вчера дежурил?!
Что отвечали лейтенанты, Боря не видел. Но отлично слышал откуда они воспроизведены на пару, кто проживает в их семействах, и каким образом школу милиции прошли. Предположение о том, что заочно окончили — лишь одно из десятка было.
— … экстерном сдавали что ли? — закончил разъяснительную работу капитан, в кабинет вернулся и застыл у порога.
Боря отмыл грязные руки и спокойно умывался, наглядно доказывая, что работа сделана. Поменять резинку не долго, а как перестала подтекать, так и капать кран перестал. В ремонтном наборе на нитке железной целая россыпь резинок нанизана. Выбирай по размеру, да ставь. Это не долго.
Участковый подошёл, проверил, повертел кран в разные стороны. А тот, гад, не капает, ещё и течь стал увереннее. Как кран деда, у которого любовница молодая появилась.
Да и слив почему-то сразу воду убирает, а не спустя минуту. Так, чего доброго, и кружку можно помыть без оглядки на то, что вода перельётся.
Озадаченный Хромов на сантехника посмотрел с уважением. Действительно, можно и поразбираться на сон грядущий. Дедов по району много, а Марио мало.
Боря отряхнул давно руки в раковину и ждал, пока высохнут. От Хромова не укрылось, что полотенца его с нашивкой «Хромов А. В.» не касался. Висит, как висело. А задержанный сидит за столом, зевает, и глаза грустные. Нет в них ни тревоги, ни смирения, бывалым свойственного.
Может, не того взяли?
Хромов лысинку почесал и предложил:
— Так может… чайку?
Чего бы не угостить? Кружка гостевая есть. Вода давно вскипела. Пакетик на двоих разделить можно. Если подольше подержать, то незаметно даже. Уважает же личное. Сразу видно — человек культурный, образованный. Не то, что Сомов, что рожу полотенцем его трёт постоянно, или Кишинидзе, которого теперь на дежурство в кабинете и не оставить.
— Не откажусь, — ответил Боря и вскоре чай пил. А как сделал первый глоток, так на листик-заявление посмотрел и добавил. — А что же, товарищ капитан, гражданин Хрунычев не забыл уточнить, что у соседа своего телевизор отжал? А попутно всякую ценную вещь за несколько лет увёл и вернуть забыл.
Участковый напротив присел, чая отхлебнул и добавил:
— Вы что же, Борис, утверждаете, что гражданин Хрунычев заслужено пизды получил?
— Я бы сказал, что недополучил. Но то утверждать не буду, — подчеркнул Боря. — А утверждаю я, что он у Степаныча всё из дома вынес, вплоть до фотографий. Да и соседей опросить не помешает насчёт Плюшкина этого. Откуда у него каждая комната техникой и прочим полезным барахлом от пола до потолка забита?
— Коллекционирование не порок, — заметил служивый.
— Так-то да, но фотографии же! — возмутился Глобальный. — Старые такие, советские. С фиолетовым отливом. Их сами по домам проявляли. Там только Степаныч и жена изображены. Какие они для Хрунычева ценности то имели? И право какое он на них имел? А Степаныч жену потерял. Теперь и память о ней потеряет… Всё соседу досталось.
Участковый выслушал внимательно, но перебивать не стал.
— Воспользовался случаем, пока Степаныч на стакан присел, — продолжил Боря. — А всё от тоски по жене. А я в армии был, недоглядел. А тут в больницу загремел и неделю в коме валялся. И сосед снова заходил. Последний телевизор вынес.
— Понятно, в общем. Чеки-то у Степаныча на товары есть?
— Ну какие чеки за всю жизнь-то? Разве не понятно по трём телевизорам в комнате, что обогатился Хрунычев за чужой счёт? Или как там это называется в уголовном кодексе?
— Не понятно… тут улики нужны, — подчеркнул участковый и задумавшись, ещё несколько папок достал. С делами о краже по району. — А какие там телевизоры говорите?
— Так плоские. Плазму видел, помню. И жидкокристаллические, новые, — сразу перечислил Боря. — Японский был, и южнокорейский. Да там не только телевизоры же. Там этого барахла, включая бытовых приборов — как у дурака махорки. И раритетов всяких хватает. Музыкальные шкатулки были, помню.
В животе задержанного от негодования на действительность печально заурчало. Хромов вздохнул и печеньки из верхней выдвигашки стола достал, под ключом от лейтенантов спрятанные. А пока Боря поглощал те одну за другой, вспоминая что ещё видел, из шкафа ещё с десяток папок достал. И начал фотографии доставать и описания читать. Те дела о кражах со взломом, что сам вёл, да так и не довёл толком. Мёртвым грузом повисли.
Боря, визуализируя, как будто снова по квартире соседа прошёлся. Печеньки питательным веществами в мозг ударили, чай добавил. И вспомнилось ему, что вот же — кофеварка под окном торчит, вот микроволновая печь на подоконнике, а из шкафа латунная мера весов торчит, аж дверь не открывается. Такой раньше порох или махорку отмеряли. Гирька в гирьку вложена. Какую хочешь на весы клади. От самой маленькой, до объёмной.
Разговорились сантехник с участковым. С энтузиазмом записывал Хромов в список потерь безвозвратных предметы домашнего обихода, интерьера, быта и прочей уворованной действительности. Боря чуть на стуле не уснул, но тот его за рукав затряс.
— Вот что, Борис. Если хоть треть их этого на его квартире найдём, вы свободны, а он надолго сядет. За скупку краденного. Если сам, конечно, не в доле. Поехали, прогуляемся… Сомов, садись на телефон, я на выезде.
— А я?
— А ты ногти подстриги, а не грызи. Сидишь тихо, короче, и думаешь о своём поведении.