Тот самый сантехник. Трилогия
Шрифт:
Боль физическую и печаль на душе ощущая внетелесную разом, Олаф даже Боре решил позвонить. Этот чёртов русский приедет и всё решит. Как тогда, когда в коллектор распределительный залез в детском садике за ребёнком. Или когда без сомнения руку без перчаток в школе в унитаз сунул и горсть прокладок вытащил использованных, не поморщившись. Человек-кремень.
– Долбанный сибиряк. Ничем таких не пронять. Панду придушат и не поморщатся, – пробурчал Олаф, присел на лавочку в снегу, и телефон достал.
А на том трещина на экране.
– Швайне-е-е-е! –
– Не надо так орать! – заявила женщина с тяжёлой сумкой и этой самой сумкой так решительно замахнулась на него, что Олаф вновь побежал.
На этот раз вдоль дороги. Дыхалки метров на сорок хватило. После чего ноги стали неподъёмные. Он прошёл ещё метров десять и свалился.
– Иисусе, да у них даже женщины щей нальют, и по ним же набьют, - вдруг понял Олаф, постигнув какой-то новый уровень владения языка и снова решительно за телефон взялся.
Звонил уже лёжа. Да сплошь длинные губки. Словно Боря нарочно его игнорировал.
– Бессердечный ублюдок! – кричал Олаф и бил руками по снегу, разбрасывал его во все стороны и снова кричал. – Проклятый эгоист! У-у-у, попадись ты мне! Я на тебя на самого валенки одену.
– Обую, – раздалось рядом.
Олаф приподнялся из снега, а на тропе снежной парень в очках стоит с сумкой через плечо. Очки протерев, он добавил:
– Правильно говорить – обую.
– Я тебя сейчас в презерватив обую! – заявил ему Олаф в крайнем приступе гнева, не разглядев угрозу в щуплом теле и людей с сумками и большими кулаками поблизости.
– Правильно говорить – одену, – немного смутившись, добавил щуплый парень в спортивной шапке. – А если нужно надеть, то…
– Пошёл нахуй-у-уй! – закричал Олаф и за парнем по снегу рванул.
Но тот как грациозная лань убегал быстро и даже оглядываться успевал, пока Олаф в сапогах падал в снег, поднимался и пытался кидаться в него снежками. А когда совсем отстал, парень телефон из сумки достал и набрал короткий номер.
– Ало, скорая? Тут мужчине плохо. Захватите что-нибудь успокоительное. Он это… не в себе малость. Улица Ленина, у остановки…
Потери на этом для Олафа не закончились. Он вдруг понял, что в руках давно нет айфона. Какой-никакой, даже с трещиной, тот всё ещё работал. Но теперь был где-то глубоко под снегом. Учитывая пройденные, пробеганный и проползанный путь в двести с лишним метром, копать, чтобы его найти пришлось бы примерно четыре дня вручную. Снег мягкий, а телефон небольшой и плотный. Наверняка упадёт на самое дно.
Это была последняя разумная мысль Олафа на сегодня. Схватившись за сердце, он от всей полноты чувств рухнул спиной в снег и погрузился в безвременье. А когда над ним появились люди в курках поверх белых халатов, даже не удивился. Но единственное, что он смог им сказать обмороженными губами это: «Гитлер – капут» и «Майн нэйм из Олаф».
На основании этих слов Олаф Мергенштольц обедал уже в лечебнице имени «Святого Иуды», ранее, (до ребрендинга медицины), известной в народе как «психиатрическая лечебница имени Павла Морозова». Но кормили его с ложечки и привязанным.
Глава 12 - Психануть так психануть: прода
Сутки спустя.
Утро нормальное такое, бодрит, хоть и не выспался. Просыпаться с хорошей девушкой – плюс. Только топать на работу по снегу – минус. Ещё и холод собачий и темно хоть глаз выколи. Сначала люди от такой погоды по пещерам прятались у костров, затем почему-то эволюционировали и назначили себе рабочий график от зари до зари.
Но солнца ещё нет, в это вся и проблема. Идти без телефона подсветки приходится практически наощупь.
Так что бесить всё Борю начало ещё у подъезда. Если бы его попросили с ходу дать определение слову «ублюдство», то он бы сходу назвал украшение двора из покрышек. Экспозиции из грязной, вонючей резины с облезающей самой дешёвой и самой токсичной краской – не то, что нужно детям. Но кому какое дело, когда бабушкам приспичило покреативить?
Летом резина выделяет вредные вещества всем на радость. А сейчас этот образ дворовой живописи торчит ушами «чебурашек», руками «ген» и головами «лебедей» из гор снега. На них с радостью срут коты, прыгая по этим островкам стабильности в белом море. А собаки считают своим долгом поднять ногу на самой вершине этого искусства. Те, кто не разберётся, с радостью присядут на них как на скамейки. В лучше случае протерев тем же снегом.
Пока же людей нет, покрышки под властью голубей. И проходя мимо, задев рукой, перчаткой или одеждой, невольно попадаешь уже в их искусство.
Вот и сейчас Боря по темну задел ухо то ли чебурашки, то ли демона, вызванного из ада с пенсии, благо в подобном состоянии и в тенях они выглядели одинаково.
– Да твою ж мать! – объяснил своё несогласие Глобальный и сунул руку в снег, стирая грязь и помогая себе второй рукой.
Чтобы сразу не попасть в какашку рукой, пришлось отойти подальше от обочины. Ту старательно намедни нагрёб дворник. Наработал столько, как будто психанул и весь гнев в работу переложил.
Оказавшись на детской площадке, Боря даже осмотрелся в поисках ориентиров, которые обычно помечали животные или люди, на них похожие по поведению. Поблизости таких не оказалось, только турник торчал наполовину.
Оттирая руки в полуприсяде, Боря снова невольно чего-то коснулся. Испугавшись, что попал в очередную «мину», выдернул руку. И невольно край того неопознанного лежащего объекта показался. Чёрный он. Слишком чёрный.
Боря пальцем его подцепил, повернулся к свету от подъезда. Оказалось, что бумажник перед ним. Кожаный, с гербом с орлом блестящим. Хорошо свет отражает.