Тот самый
Шрифт:
— С нами крёстная сила, — убеждённо сказал чудо-отрок. — Господь поможет.
— А как же: на Бога надейся, а сам не плошай? — парировал сторож.
— Гиллель прав, — Алекс выхватил револьвер, прокрутил его на пальце и одним плавным движением вновь загнал в кобуру. — Арсенала, что лежит в Хаме, недостаточно. Нужно серьёзное оружие. И команда экзорцистов.
Котов нетерпеливо зарычал. Достал телефон, остервенело затыкал по кнопкам…
— Что ты делаешь? — удивился шеф.
— Вызываю тяжелую артиллерию, — буркнул майор, продолжая
— Это всё не поможет, — тихо сказал отец Прохор. — Только людей зря погубишь.
— Нужны профессионалы, — кивнул Алекс. — Человек десять-двенадцать. С огнемётами, мечами и железными нервами. Те, кто не начнёт палить, увидав первого тератоса…
— До темноты мы столько собрать не успеем, — тихо сказал отец Прохор. — Давыдов уехал в Тюмень, к брату на крестины. Сёстры Полански — в Риге.
— А циркачи? — спросил Алекс.
— На гастролях, — вздохнул святой отец. — Я сам им путевой лист выписывал… Остаются мои богомолки — только они оружием не пользуются. Ну и… мы.
— Стало быть, за неимением горничной, будем иметь дворника, — решительно сказал шеф. — Только домой надо смотаться — арсенал пополнить.
— А если нас не хватит? — спросил Гиллель. — Если Лавей окажется сильнее, и обратит… нас всех? Представляете последствия для города? И… всей страны?
Отец Прохор фыркнул. Потом не утерпел и заржал в голос.
— Обратит? — он икал и стонал, брызгая слюной. — Тебя, старый пророк? Не смеши мои тапочки…
— И на старуху бывает проруха, — пожал плечами Гиллель. Но было видно, что реакция святого отца ему где-то даже приятна.
— На тебя — не бывает, — отмахнулся чудо-отрок и тут же стал серьёзен. — Ладно, посмеялись, и хватит, — он вытер глаза манжетой кенгурушки. — Даю тебе разрешение и полное своё согласие: если меня обратят — убьёшь собственноручно.
На это, совершенно неожиданно, фыркнул сторож. Я впервые видел, как тот смеялся: усы и борода разошлись, открывая белые яркие зубы, щеки налились румянцем, и вся его фигура из неземной, далёкой, вдруг сделалась очень близкой и живой.
— Ты таки допускаешь, шо я могу причинить тебе смерть? — с непередаваемым прононсом вопросил он отрока. — Ну я извиня-я-яюсь…
— Хватит чубуками мерится, святые отцы, — оборвал их Алекс. — Все уже поняли: оба вы крутые, как варёные яйца. Монеты гнёте пальцами, а рельсы… Впрочем, не будем об этом. Время дорого.
— Мне тоже надо заглянуть домой, — своим обычным голосом произнёс сторож.
— И мне — богомолок подсобрать, — кивнул отец Прохор. — Да и попрощаться не помешает.
— Так что встречаемся… — шеф посмотрел на солнце. Мутный к вечеру кружок его болтался у горизонта. — Эх, всё равно до темна не успеем… Так что встречаемся через час.
— Где? — меланхолично спросил Котов. Похоже, он смирился с существующим положением и перестал бить копытом.
Алекс посмотрел на меня.
— Это где-то рядом, или нужно будет перебираться через мост?
Я пожал плечами.
— Ладно, значит, через час у моста, — решил шеф. Он сделал пару шагов к Хаму, но остановился. — Да, вот ещё: завещания там, отпущение грехов, то, сё… Ну в общем, вы и сами знаете. Тёзка, пошли.
И больше не оборачиваясь, зашагал к джипу, резко отмахивая тростью.
— Как самочувствие? — спросил Алекс.
Мы были вдвоём. Гиллеля предложил подвезти Котов — ему было по пути, а отец Прохор вызвонил свой верный Эскалэйд.
— Сойдёт.
Когда мы двинулись в направлении, противоположном тяге крючка, живот заболел сильнее. Так и хотелось задрать рубаху и отцепить мерзкую железяку. В крайнем случае — оторвать с мясом… Я даже заглянул один раз, отвернувшись, чтобы шеф не увидел. Разумеется, никакого крючка не нашел.
— Потерпи, — Алекс смотрел на дорогу. Баранка в его руках ходила ходуном — ехать пришлось по бездорожью, виляя между влажными кочками. — Скоро всё закончится.
— Я ведь оттуда не вернусь? — я не хотел спрашивать. Честно не хотел. Оно само вырвалось.
— Есть такой прогноз, — не стал кормить ложными утешениями шеф.
Я рассмеялся.
— Правильно, одобрил Алекс. — Амор фати — вещь неплохая. Если пользоваться с умом.
— Да я не об этом, — я вытер слёзы — платок, подаренный отцом Прохором, вновь окрасился розовым. — Я больше об иронии судьбы. Только всё начало налаживаться…
— Ты о Мириам? — значит, от шефа не ускользнули мои амурные поползновения.
— И о ней тоже, — я всё равно смутился. — Но больше всего о… Вас. О девчонках. Даже о… о Котове. Вы мне нравитесь.
— Но-но, — Алекс притворно отодвинулся подальше. — Вы мне это прекратите. Я ваших амурных вкусов не разделяю.
Шутка была так себе. Но она, как ни странно, помогла.
— Мириам сказала, что любит меня, — слова опять вырвались против воли. Да что со мной такое?
Алекс понимающе усмехнулся.
— Что, не верите?
— Да нет, почему же… — он вежливо пожал плечами. — На то она и женщина.
— Что вы имеете в виду?
Ну почему с Алексом ничего не бывает просто? Даже сейчас, перед самой…
— Она создана для того, чтобы любить, — сказал шеф. — У каббалистов это называется «Шхина». Женская ипостась Бога. Точнее, его материальная половинка, воплощенная в живом человеке.
— Вы говорите иносказательно?
— Вообще-то, вполне предметно, — поморщился Алекс. — Мириам — воплощение Софии, святой блудницы, призванной любить всякого, кто встречается ей на пути… Как это там?.. — «Ибо я первая, и я последняя. Я чтимая и я хулимая» — процитировал он нараспев. — Так что не бери в голову, кадет, — он послал мне ободряющий взгляд. — Ты далеко не единственный в очереди.