Тот самый
Шрифт:
Метров через двадцать мы увидели свет. Он трепыхался, как пойманная бабочка, отбрасывая на стены причудливые тени.
Горели свечи. Вставленные в бутылки, прилепленные к консервным банкам и просто к полу. Их было несколько сотен — толстых, тонких, восковых, стеариновых — от них поднималась волна жара, почти как от печки. Воск скапливался на полу желтоватыми лужицами.
Не люблю свечи. Они сопряжены в моей памяти вовсе не с романтикой, а с несчастьем. Ладан, воск, запах мастики. Запах церкви. А в церковь нормальные люди ходят
Но сейчас я им был даже рад. Во-первых, такое количество свечей разгоняло тьму не хуже стоваттной лампочки. А во-вторых, жар выжигал запах, вонь, которую Алекс назвал запахом мыслей колдуна.
Свечи окружали небольшую — метров пять в диаметре — площадку, в центре которой кто-то сидел.
Девчонки, — понял я каким-то восьмым или девятым чувством. — Это наши девчонки…
Головы их были укутаны то ли в чёрные глухие платки, то ли в мешки. Руки связаны за спиной — все трое сидели спиной друг к другу, в напряженных позах, неловко подогнув ноги.
— Антигона, — позвал я. Одна из девушек дёрнулась, как от удара, и попыталась подняться.
Это у неё не получилось — оказалось, все три девушки связаны ещё и между собой.
Я рванул к ним, но был схвачен за воротник рубахи Котовым.
— Погодь, — он ласково приподнял меня в воздух и поставил на прежнее место. — Я ж говорю: обмозговать надо…
Хафизулла наклонился и молча приложил ладонь к чему-то неразличимому. Прищурившись, я увидел проволоку. Обыкновенная растяжка. Но если бы майор меня не поймал…
— Растяжку можно перешагнуть.
Освободить! Сделать так, чтобы они оказались в безопасности!.. — я не мог думать ни о чём другом. Сердце колотилось в горле, ладони вспотели, а ноги сделались холодными, словно их сковала глыба льда.
— На них пояса, — тихо сказал Хафиз.
Дошло не сразу. Я моргнул один раз… Другой…
— Пояса шахида?
Курд молча кивнул.
— Чёрт!.. Чёрт, чёрт, чёрт!..
— Дыши, — мне в глаза таращился Котов. Он держал меня за плечи, а это всё равно, что их бы зажало железной рамой. — Мы справимся. Справимся, слышишь? Всё будет пучком.
— У кого взрыватель?
— А ты как думаешь?
— Надо сообщить Алексу…
— Не надо, — мягко, но настойчиво майор придавил мои плечи к земле. — Мне кажется, это больше по нашей части. Правда, Хафиз?
Курд кивнул.
— Ладно, — я двинул руками, вырываясь из захвата. Котов отпустил. — Ладно… первым делом, их надо осмотреть. Понять, какой взрыватель, ну и… Всё остальное. Я схожу.
Майор секунду смотрел мне в глаза, затем уступил дорогу.
— Фонарик дать? — спросил он. Свечи стояли лишь по периметру круга. Внутри угадывались только фигуры девочек, но без подробностей.
— Не надо. Я и так всё вижу.
Это была правда. Умом я понимал, что в глухом, не имеющем выхода на поверхность туннеле должна быть тьма кромешная. Но я всё видел. Это были как бы полосы светящегося тумана — я уже о нём говорил. Они тянулись туда, куда я направлял взгляд, давая столько света, что не приходилось напрягать зрение.
Вот и сейчас, стоило мне аккуратно перешагнуть растяжку, белёсый свет начал собираться в центре — там, где сидели девчонки.
— Ещё шаг, и я нажму кнопку.
Это был тот же самый голос, что остался беседовать с Алексом и остальными.
Я замер. Голос захихикал. В нём прорезались визгливые нотки — никаких больше бархатных обертонов, никакого благозвучия.
— Ты что же, думаешь, что всё так просто? — спросил голос. Он шел отовсюду и ниоткуда. Из-под потолка, со стен, даже от пола.
— А зачем усложнять?
Передача голоса на расстоянии, — так сказал Алекс. Но ведь он не имел в виду чревовещание, или что-то подобное? Он прекрасно знает, что я не верю во всю эту чушь… Так что он хотел сказать?
Камеры и микрофоны. Господи, как просто! Этот ублюдок сидит в безопасности, перед монитором, и наслаждается нашим бессилием.
Я незаметно пошарил глазами по помещению. Хафизулла стоял почти напротив меня, за пределами круга света. Я видел его глаза — светящиеся белки на фоне тёмной бороды… мы встретились взглядами, и я заговорил.
— Что ты хочешь за их свободу? — спросил я вслух.
А пальцы в это время, незаметно для несведущих, передавали совсем другое.
— За их свободу? — переспросил голос. — Дай-ка подумать… Ничего! Они и так были последним звеном в цепи, на которой я притащил вас всех. И этого напыщенного дуэлянта, и святого, в рот ему потные ноги, отца, и гробокопателя… Ты в курсе, что в старые времена кладбищенские сторожа взимали мзду с мертвецов? Проще говоря — обирали богатые захоронения…
Пусть говорит. Время теперь на нашей стороне.
— Безутешные родственники ничего не жалели для дорогих усопших. Но мало кто знает, что все эти сокровища пополняли бездонную мошну кладбищенских сторожей, — он вновь захихикал, словно рассказал очень смешной анекдот.
У него съехала крыша, — догадка сверкнула, словно вспышка молнии. — Он больной на всю голову, вот в чём дело!
И ведь он сам в этом признался: ни одна душа, сказал он, не может вынести стольких веков скверны. Это был намёк. Оговорка по Фрейду. Сам того не желая, он молил о смерти, об упокоении…
Не зря святой отец его пожалел. Лавей свихнулся. Причём, довольно давно.
— Ты думаешь, что я сумасшедший? — я вздрогнул. Неужели он может читать мысли? Теперь голос был снисходительным и назидающим. — Я читаю в сердцах созданий моих. А ты, без сомнений, моё создание. Я чувствую в тебе свою кровь. Свою силу… Ведь это ТЫ привёл ко мне моих врагов. За что я тебе искренне благодарен.
— Не правда! Я не принадлежу тебе, чёртов упырь.
Он был прав. Я привёл их сюда.
Запоздало, душно и ослепительно, мелькнуло понимание: а ведь я мог прийти сам. Один. Он бы впустил меня. Принял, как своего. Мне бы только осталось…