Товарищ Богдан (сборник)
Шрифт:
Чего им не пойти? Посидеть в богатом, светлом и красивом барском доме. На мягких креслах. В уютных гостиных. Честь какая! Сам губернатор там будет! И к тому ж — пивцо даровое…
Как же бороться с этим «Рабочим союзом»?
— А может, сходку устроить? — в раздумье предложил Матюха. — И на сходке все растолковать?..
— Так тебе и поверят! — покачал головой Бабушкин. — И что ты скажешь? Обман? А доказательства?
Матюха задумался.
— Да, не годится, — согласился он. — И не пойдут эти… «надежные»…
Со злости он еще гуще задымил.
Бабушкин и Матюха в тот вечер долго ломали головы, но так и расстались, ничего не придумав. Это было во вторник, а собрание у Буша назначено на пятницу. Значит, оставалось всего три дня.
Всю среду Бабушкин раздумывал: что же делать?
Может, раздобыть как-нибудь пригласительный билет и самому пойти к Бушу? И выступить там. Да, прямо там, на собрании. Вот будет номер!
Но, пораздумав, Бабушкин отверг этот план.
Во-первых, ему, наверно, и слова там не дадут.
А во-вторых, губернатор и полицмейстер знают, что он сидел в тюрьме, выслан из Питера и живет под гласным надзором.
Если он так вот, открыто, выступит, полицмейстер или кто другой сразу заявят, что он — «государственный преступник», «известный смутьян».
А эти «надежные» преступнику, конечно, не поверят. И кончится все лишь тем, что его, Бабушкина, опять в тюрьму загребут.
Нет, надо придумать что-то похитрее.
Бабушкин разделся, лег и, казалось, заснул. Но и во сне ему мерещился князь Святополк-Мирский (Бабушкин ни разу не видел его, но знал, что похож князь на Петра). Вот расхаживает князь — огромный, тучный — по своей гостиной. И ухмыляется. И усы у него подергиваются. Точь-в-точь как у Петра.
А то вдруг всплывал перед глазами пивовар Буш (его Бабушкин однажды видел, он проехал мимо в пролетке). Низенький, кругленький, с толстой палкой в руке.
А потом внезапно появлялся Матюха и с серьезным видом городил что-то несуразное: предлагал взорвать дом пивовара или подкупить сторожа-ингуша — пусть зарежет князя, или подсыпать в бочонок с пивом снотворное. Вот все на собрании и заснут…
Бабушкин дергал головой, метался в кровати.
И вдруг… Когда упорно думаешь о чем-то, всегда случается внезапное, счастливое «вдруг».
Бабушкин «вдруг» придумал.
И все так просто! Как он раньше не сообразил?!
Едва дождавшись рассвета, Бабушкин помчался к Матюхе.
— Познакомь меня с двумя-тремя рабочими. Из тех, кто приглашен к Бушу. Можешь? Только нынче же!
— А зачем? — Матюха спросонья часто хлопал ресницами и потирал подбородок кулаком.
Но едва Бабушкин рассказал ему свой замысел, Матюха сразу проснулся.
— Ловко! Ну, держись, князь!
— Только посмекалистей выбери. И похрабрее.
…В тот же вечер в трактире «Париж», неподалеку от заводских ворот, Бабушкин ждал Матюху
Трактир только назывался громко, а на самом деле — просто подвал с потрескавшимися стенами и разводами сырости на низком сводчатом потолке.
Матюха что-то не шел. Бабушкин уже съел и щи и рубец. И газету всю прочитал, даже объявления.
Подошел к зеленому бильярдному столу, стал наблюдать за игроками.
Когда-то, в юности, любил Иван погонять шары. Любил ощутить в руке приятную тяжесть кия. Любил четкий удар, когда костяной шар с треском влетает в лузу. Но все это было давно. А в последние годы ни разу не держал Бабушкин кия. До того ли? И так времени в обрез.
Наконец явился Матюха.
— Задержали! Опять «экстра», чтоб она провалилась!
Вместе с Матюхой в трактир вошли еще трое рабочих. Двое — совсем молодых, третий — постарше.
— Федор, — сказал тот, что постарше, и пожал Бабушкину руку.
— Федор, — повторил молодой и тоже протянул руку.
— Федор! — произнес и третий, курносый и весь в веснушках. И засмеялся.
— Шуточки? — Бабушкин повернулся к Матюхе. — Или нарочно подстроил?
— Какие там шуточки?! — Матюха пожал плечами. — Так уж получилось. Три Федора. Как на заказ. И все трое приглашены к Бушу.
— Ну, вот что, — Бабушкин окинул быстрым взглядом шумный, заполненный людьми трактир. — Тут не поговоришь.
Они вышли на улицу. Неподалеку зеленел сквер с чахлыми кустами. Моросил мелкий, как пыль, дождичек, и на скамейках — ни души.
— Прелестное местечко! Словно специально для нас! — Бабушкин сел.
Рядом устроились Матюха и все три Федора.
— У меня к вам дело, — сказал Бабушкин. — Очень важное, очень серьезное дело.
Огромный дом Буша сиял огнями. Обычно этот дом сверкал так лишь во время балов. Но тогда к нему подкатывали легкие коляски с гостями, а сейчас к широкому подъезду один за другим тянулись рабочие.
Шли принаряженные, в новых, тщательно отглаженных рубашках и до блеска начищенных сапогах. Волосы у многих были аккуратно причесаны и смазаны: у кого — маслом, а у кого — и бриллиантином или помадой.
У входа каждого встречал величественный, похожий на дьякона швейцар и с поклоном «просил пожаловать».
В гостиных сновали лакеи. На столах стояли огромные посудины с пивом, маленькие плетеные корзиночки с раками, блюда с закусками.
Рабочие поначалу чувствовали себя неловко, говорили шепотом и не знали, куда приткнуться.
Но вскоре все освоились. Голоса зазвучали громче, стучали пивные кружки, где-то уже слышался смех.
Появился и сам губернатор. Грузный и улыбающийся. А когда некоторые рабочие вскочили из-за стола, здороваясь с ним, князь громко, простецки-добродушно прогудел: