Товарищ Богдан (сборник)
Шрифт:
Освоилась, да не совсем. Как-то призналась Бабушкину — очень хотелось бы ей иметь свое жилище, детей. Жить спокойно и незатейливо, как все вокруг живут.
Но видно — не судьба.
Приблизившись к дому, Бабушкин замедлил шаги.
Опять на лавочке, неподалеку от их крыльца, сидел тот парень. Да, тот самый… Лет двадцати, в желтой косоворотке, щеголевато подпоясанной шелковым шнурком с кистями на конце, и в фуражке с лаковым козырьком.
Который раз уже встречал его Бабушкин!
Парень
Что за парень? Просто живет здесь, по-соседству? Или…
«Проверим», — решил Бабушкин.
Он вошел в дом, жена сразу стала хлопотливо накрывать на стол.
— Я сейчас, Пашенька, — виновато сказал Бабушкин. — Через пяток минут.
Пошарил глазами вокруг. Ага, из-под кровати торчит чемодан! Годится.
С большим коричневым чемоданом вышел на улицу.
Парень все еще сидел на скамейке.
Бабушкин быстро прошагал мимо него, будто очень торопился доставить чемодан туда, где его с нетерпением ждут.
Дремавший парень сразу встрепенулся, приоткрыл глаза, настороженно следя за Бабушкиным из-под низко надвинутой фуражки.
Иван Васильевич стремительно прошел до перекрестка, свернул за угол и сразу остановился.
Дальше все случилось, как он и предполагал.
Вскоре из-за угла выскочил парень и с разгона налетел на Бабушкина, который нарочно выставил вперед кулак.
— Простите-с. Кажется, я это… обеспокоил вас? — замялся парень, потирая живот, ушибленный о твердый, как булыжник, кулак Бабушкина.
— Пустяки! — усмехнулся Бабушкин. — Кажется, наоборот, я вас зашиб невзначай?!
Бабушкин вернулся домой. Задвинул под кровать чемодан и сел за стол.
Ужинал.
Паша молча сидела рядом. Нет, она не спрашивала, зачем это муж вдруг схватил чемодан и куда-то помчался. Захочет — сам расскажет. А не скажет — значит, нельзя.
А Бабушкин ел и думал:
«Сигнал! Значит, пора мне сматывать удочки».
Он уже давно чувствовал: с каждым днем охранка все пристальней следит за ним. И теперь — этот парень.
— Знаешь, Пашенька, — сказал Бабушкин, поужинав. — А не надоел тебе этот паршивый Екатеринослав?
Жена широко открыла глаза. Была она маленькая, худенькая. А глаза огромные, как блюдца.
— Вот новость! — сказала она. — Еще вчера ты вроде бы нахваливал наш город? И красавец он, и Днепр… А сегодня — уж так прямо и паршивый?
— Да, Пашенька. Сегодня я разобрался — грязный, вонючий, пыльный городишко. Что в нем хорошего?
Бабушкин засмеялся и обнял жену.
— А вот знаешь, есть такой град
Паша усмехнулась. Муж знал, что она больше всего на свете любит вишни.
Дальше разговор продолжался уже в другом, вовсе не шутливом духе. Бабушкин помрачнел и сказал:
— Надо ехать, Паша.
Жена кивнула.
Нет, не хотелось ей вот так, вдруг, покидать город, где прошла вся ее юность, где познакомилась с Бабушкиным… Но раз надо…
На следующее утро Бабушкин сходил за извозчиком. Сам погрузил в пролетку два чемодана.
Жена уехала на вокзал.
Провожать ее Бабушкин не поехал, хотя и очень хотелось. Но — нельзя. Пусть шпик, если наблюдает за ним, не тревожится. Он — тут. Вот сидит, как нарочно, у окошка. А то шпик помчится за женой на вокзал, выяснит, что уехала она в Смоленск. Нет, придется обойтись без проводов.
Бабушкин сидел дома, у окна, а сам думал: интересно, кто заменил того парня в желтой косоворотке с шелковым поясом-шнурком?
Может быть, эта вот торговка семечками? Чего она расселась тут, возле его дома? Ишь, бойкое место нашла! Да тут у нее за весь день даже на гривенник не купят!
А может, вот тот точильщик ножей? Он, кажется, уже третий раз за утро проходит туда-обратно по улице.
Чутье не обманывало Бабушкина. Ротмистр Кременецкий — начальник екатеринославского жандармского управления — уже давно напал на его след. Хитрый и опытный ротмистр выжидал. Он знал: главное — не торопиться. Этот поднадзорный никуда не денется. А следя за ним, узнаешь и всех его друзей-товарищей. И в нужный момент не составит труда схватить сразу всех.
«Куда же податься? — беспокойно думал Бабушкин. — Где теперь Владимир Ильич? Надо бы связаться с ним…»
Иван Васильевич прикрыл глаза. И сразу память четко вырвала из темноты. Вот Ульянов. Бодрый, оживленный. Глаза его улыбаются. И весь он — как сгусток энергии. Таким Бабушкин видел его последний раз. В Питере, лет пять назад, перед арестом. Как раз недавно кончилась стачка на фабрике Торнтона. Ткачи послушались Ильича, действовали дружно, напористо и заставили хозяев-англичан пойти на уступки.
«Наверно, Владимира Ильича уже нет в Сибири, — подумал Бабушкин. — Его трехлетняя ссылка как раз недавно должна была кончиться. Но где же он теперь?»
Иван Васильевич беспокойно расхаживал по комнате. Да, ждать дольше невозможно. Вчера вот опять увязался шпик. И нахально, почти не таясь, таскался за ним по городу.
«Завтра утром еду в Смоленск, — решил Бабушкин. — А там уж погляжу».
Надев пальто и шляпу, он зашагал на почтамт. Надо перед отъездом проверить, нет ли писем для него.