Товарищ пехота
Шрифт:
Эльяшев шептал:
— Николаев… мой резерв, взвод автоматчиков… там овраг!
И угрюмый Николаев убегал в лес.
Иногда Эльяшев начинал от невыносимой боли грызть пальцы и при этом ругался так изобретательно, что солдаты крутили носами и жмурились.
А небо становилось все темнее и темнее, все ниже, словно опускалось на него, и он уже не слышал дружных криков «ура» и одиноких выстрелов, он не видел лыжников, легко и плавно скользящих по сугробам, и наконец молчание забытья сковало его.
Из окна госпиталя
— Тебе плохо, Ваня? — спросил Виктор Петрович.
Он стоял у койки, держа в руках шапку. Его смущало, что он не оставил на вешалке шапку и сейчас приходится прижимать ее к груди.
— Нет, мне хорошо, — сказал Эльяшев ровным, каким-то бесцветным голосом.
— Тебе очень плохо?
— Да нет, мне теперь хорошо, — повторил Эльяшев. — Лишь бы ты…
Он протянул Виктору Петровичу желтую, вялую руку. Тот нагнулся, прижал губы к впалой щеке друга.
— Ты поскорее поправляйся, Ваня, ведь мне скучно без тебя!
— Ладно, буду поправляться, — покорно сказал Эльяшев. — А что мне здесь делать, как не поправляться? Ты там скажи в полку: приду! Вернусь!.. Ведь я — «двухсердечный».
1944 г.
РАССКАЗЫ
ПОБЕДИТЕЛЬ
Весь день до обеда Юрий Верхоглядов — командир отряда дальних разведчиков, бывший студент четвертого курса филологического факультета Ленинградского университета — спал в землянке, на нарах, около жарко натопленной железной печки.
После сытного обеда он принялся за смазку лыж.
Погода стояла сырая; чтобы мокрый зернистый снег не прилипал, Верхоглядов смазал лыжи мазью из жидкой смолы, парафина и рисовой муки.
Смазка лыж — дело серьезное и ответственное. Если разведчик неудачно смажет лыжи, то он на каждом шагу теряет около десяти сантиметров. А если ему сегодня ночью придется пройти пятьдесят километров? Сколько энергии он потратит зря, впустую?
Было уже темно, когда Верхоглядов пошел в штаб полка. Там он получил приказ и проложил по карте маршрут дальней разведки.
— В добрый путь, товарищ Верхоглядов, — сказал на прощание начальник штаба, — задание трудное, но верю — вы с ним справитесь. Финским языком вы владеете отлично — хвала профессорам университета! Лыжи. Бокс. Великолепный спортсмен.
— Сделаю все, что приказано, товарищ капитан, — сказал Верхоглядов.
Юрия Верхоглядова из-за его малого роста, обветренного лица и скучающего вида можно было не заметить в строю бойцов.
Но пристальный взгляд отмечал в нем крупную голову с белокурыми волосами над высоким лбом, проницательные серые глаза.
Он был то молчаливо-замкнутым, то, наоборот, забавными шутками и прибаутками заставлял приятелей кататься от хохота по нарам.
Случалось, целыми днями он зубрил финские слова, а затем, устав, чтобы хоть как-то занять себя, принимался белить печку в землянке или колоть дрова. Владел собой Верхоглядов превосходно, умел в нужный момент ощетиниться, как ежик, — не подойди, не подступись!..
Сейчас, выйдя из штаба, он пошел по тропинке к передовым позициям, положив на плечо лыжи. На нем был белый халат, и даже короткоствольный автомат его был тоже в белом чехле.
Его негромко окликнули из темноты:
— Кто идет?
— Разведка, — тихо ответил Верхоглядов.
Он поговорил с часовым, зорко оглядел поляну — на ней уже были передовые посты противника.
Дальше тропинки не было. Верхоглядов встал на лыжи и, согнувшись, пошел вдоль невысоких кустов к озеру, и скоро его белый халат слился со снегом.
Он поспешно перебегал от куста к кусту, а когда нужно было пройти под деревом, то почти ложился на лыжи, чтобы не задеть ветки.
Трудно вообразить что-либо более тихое, чем падение снежных хлопьев с дерева. Но в глубокой, как омут, тишине зимней ночи и этот еле различимый шорох могут услышать враги…
К левой ноге Верхоглядова была привязана сосновая лапа, чтобы заметать следы от лыж.
Все вокруг было белое: и неправдоподобно ровное, окруженное лесом озеро, и уходящие вдаль широкими волнами сугробы, и низкое глухое небо.
Верхоглядов шел к озеру Волчий Клык, и все его мысли, все чувства были поглощены одним: идти быстро, но бесшумно, как можно скорее пройти передовые посты противника и остаться незамеченным.
Он шел попеременным ходом, растянутым, эластичным шагом, поочередно отталкиваясь палками. Это был красивый ход, а главное — быстрый.
Уже и озеро осталось позади, и теперь сосны ровными рядами стояли на его пути, ветер монотонно шумел в вершинах, а Верхоглядов все бежал и бежал вперед, желая за ночь как можно дальше уйти от линии фронта в тыл врага, туда, где меньше всего ждали русского разведчика.
Внезапно Верхоглядов остановился. Какое-то необъяснимое предчувствие опасности, знакомое охотникам и солдатам, заставило его остановиться и снять с плеча автомат.
«Неужели попался?» — мелькнула испуганная мысль, и озноб пополз по спине, покрывая пупырышками кожу. Однако Верхоглядов часто подышал сквозь зубы и принудил себя успокоиться.
— Кто идет? — спросили по-фински из кустов.
— Свои! Разведка! — тоже по-фински ответил Верхоглядов, выпрямился и, уверенно шлепая лыжами по снегу, выпрыгнул вперед.