Товарищи китайские бойцы

Новогрудский Герцель Самойлович

Судя по имени и фамилии, Михаил Карпунин не был родом ни из Мукдена, ни из Шаньдуна, ни из Хэбэя. Сын пензенского крестьянина, он семнадцатилетним парнишкой вместе с отцом вступил в Красную Армию. Во Владикавказе еще с несколькими русскими красноармейцами Карпунин был зачислен в китайский батальон. Смышленый расторопный паренек стал связным у Пау Ти-сана, полюбил своего отважного командира, чистосердечно делился с комбатом всеми своими мыслями, стремлениями, интересами.

Отдыхая за такими разговорами, Пау Ти-сан любил подшутить над Мишей. Стоило бывало тому унестись в милую его сердцу

пензенскую деревушку, как комбат начинал корить Мишу за недостаточную преданность батальону.

— Чем же я не предан? — недоумевал молодой Карпунин.

— Не о том мечтаешь. Ты какой части боец?

— Китайской.

— Значит и мечтать обязан о Китае.

Миша терялся. Как он может мечтать о Китае, который ему неизвестен.

— Это дело поправимое, — ободрял Пау Ти-сан. — Вот кончится война, поедем вместе в Мукден. Хороший город. Я с детства его знаю.

— А что, поедем!.. — загорался Миша.

Во время перехода через степь юношу свалил тиф. Санитары хотели взять больного на госпитальную повозку, но комбат не отдал. Рискуя заразиться, он ухаживал за метавшимся в жару Мишей, кормил из ложечки, укрывал своей шинелью.

Когда китайский батальон пришел в Астрахань, командир сам отвез связного в госпиталь. Дежурный врач с трудом отыскал в коридоре место для Карпунина, находившегося в забытьи. Уходя, Пау Ти-сан вынул из кармана несколько кусочков сахара, три сухарика и передал сиделке. О разговоре, который произошел между ними, сиделка рассказала потом Карпунину.

— Как только больной придет в себя, — попросил комбат, — напоите его чаем.

— Он кем же вам приходится? — поинтересовалась сиделка.

— Братом.

— Братом? — женщина удивленно всмотрелась в лицо китайского командира. — Что-то не похоже.

Комбат промолчал. Постояв еще несколько минут возле Миши, он ласково дотронулся ладонью до его горячего лба, потом повернулся и, по-военному чеканя шаг, направился к выходу.

Больше Михаил Карпунин не встречался с Пау Ти-саном. Сколько сил потратил он на то, чтобы разыскать китайского командира! Михаил Миронович показывал нам копии своих запросов в воинские части, в адресные столы.

— Последние годы, — говорит он, — я искал Пау Ти-сана через китайские организации. Запрашивал посольство в Москве, обращался с письмом в редакцию издававшейся в Пекине газеты «Дружба». Просил помочь в моих розысках. Но, знаете, в громадной стране найти человека только по фамилии, да и то, должно быть, не очень точно произносимой по-русски, — дело не простое. Тем более, что на весь Китай, как я узнал, имеется что-то около тысячи фамилий. Выходит, людей с такой же фамилией, как у моего командира, там сотни тысяч. Вот и попробуйте найти!..

Истощенная тяжелым походом армия постепенно приходила в себя. В частях и подразделениях наводился порядок, заново составлялись списки личного состава, оружия, обмундирования, боеприпасов.

Когда поступила отчетность из китайских подразделений, в штабе ахнули. Таких излишков вооружения не было ни у кого. В батальоне Пау Ти-сана насчитывалось свыше десятка пулеметов, в китайском батальоне Ян-чжуня, входившем в Дербентский полк, — пятнадцать, в небольшом сравнительно

отряде Лан Фу-чина — три. В казарму полетел приказ сдать сверхкомплектное, формально не числящееся за подразделением оружие на склад.

Узнав о предписании штаба, красноармейцы запротестовали: «Не отдадим! Это наши пулеметы. Без нас они все равно остались бы в песках».

Пау Ти-сан позвонил в штаб и сказал, что бойцы сверхкомплектные пулеметы сдавать отказываются.

Из штаба поступило грозное отношение. Потом другое, еще более грозное. «В случае невыполнения приказа…», далее перечислялись кары, ожидающие виновных.

«Дело о пулеметах» дошло до председателя Временного военно-революционного комитета, начальника политотдела армии С. М. Кирова. Он приехал к бойцам, разобрался, почему они так настойчиво добиваются отмены приказа о сдаче излишков оружия. Как вспоминает бывший комиссар Дербентского полка Федор Михайлович Яковенко, Киров сказал тогда бойцам:

— Это хорошо, что вы, товарищи, хотите крепко белых бить. И то, что вы пулеметы вытащили из песков и на своих плечах донесли сюда, — тоже очень хорошо. Ваши руки — крепкие, рабочие, надежные руки. Вы делом доказали, что умеете хорошо использовать оружие против врагов Советской власти. Пусть пулеметы останутся у вас. Громите ими белогвардейскую нечисть.

После этого из штаба армии не поступало больше никаких запросов об «излишках вооружения». Пулеметы остались у китайских добровольцев.

Они им вскоре пригодились. Не на фронте, а в самой Астрахани, когда в городе вспыхнул мятеж.

Его подняли местная буржуазия, казачьи верхи, белогвардейское подполье. Момент для свержения Советской власти казался им подходящим: с востока к городу приближались астраханские и уральские белоказаки генерала Толстого; севернее, в недалеком Гурьеве, высадился английский десант; южнее, в Петровске (нынешний Махачкала) держались англичане; они же шныряли по Каспию у самого устья Волги, забрасывали в Астрахань свою агентуру.

Ревком объявил в городе чрезвычайное положение. Два полка местного гарнизона, засоренные купеческими и кулацкими сынками, были разоружены, а их оружие передано рабочим. Дружинники вместе с приданными им китайскими бойцами несли усиленную охрану телеграфа, вокзала, пристаней, государственного банка. Другие воинские части прикрывали подступы к Астрахани, где с минуты на минуту можно было ждать появления регулярных белоказачьих сил.

10 марта утром в городе раздались тревожные гудки, винтовочная стрельба, пулеметные очереди, залпы артиллерийских орудий. Мятеж начался.

Несколько бойцов из Владикавказского батальона под командованием Лю Фа-ляя охраняли в этот час подходы к пристани. Здесь бой начался почти с первыми тревожными гудками.

Китайские красноармейцы залегли за бруствером из мешков с песком. Офицерский белогвардейский отряд, численностью раз в пять превосходивший горстку китайцев, наступал с трех сторон. Гремели выстрелы. Офицеры выкатили где-то раздобытое ими легкое орудие и били по красноармейцам прямой наводкой. Потом пошли в атаку.

Лю Фа-ляй видел свою главную задачу в том, чтобы держаться. Держаться как можно дольше. Держаться до последнего.