Товарищи офицеры
Шрифт:
— Васин, — начал Сачков, — договоримся так: ты мне дашь табачку на четыре цигарки, а я тебе — сегодняшний компот. Идет?
— Две, — ответил Васин и положил на две цигарки.
— Компот на две цигарки? — искренне изумился Сачков. — Что я, малахольный?
Теленков не дождался окончания торга… Он заметил, что ефрейтор Крамаренко боязливо оглянулся и потом быстро сунул руку под матрас, покопался там и что-то вытащил в зажатом кулаке. Пашка в ту же секунду вспомнил, что вчера Крамаренко получил посылку… «Наверное, что-то вкусное», — сообразил
— Чего тебе? — шепотом спросил Крамаренко.
— Цыкни, — шепотом ответил Теленков.
— Катись ты, — прошипел Крамаренко.
— Цыкни… А то вслух просить буду, — пригрозил Теленков.
— На… Только молчи… — И Крамаренко высыпал в руку дежурного щепотки две изюмин. Пашка посмотрел на изюм и вздохнул. Сейчас бы за раз он съел, не пикнул, пуд изюма. А здесь всего — щепоть… Он выбрал самую тощую ягодку и положил на язык, погонял ее во рту и, поймав на зуб, раздавил. И стал медленно жевать.
Васин с Сачковым договорились… Васин в конце концов купил стакан компота за две щепотки табаку, третью они решили сейчас же раскурить вдвоем. Сели, ударили по рукам и, обнявшись, поплелись в уборную.
— Идиоты, — бросил им вслед Теленков.
Павел не заметил, как в ладони не осталось ни одной изюминки.
Крамаренко, уткнувшись носом в подушку, смачно жевал.
«Вот жрет, свинья», — подумал Пашка, подумал без злобы, но с огромной завистью. «Попросить, что ли, еще?» — подумал он, но просить не стал, а отправился в уборную.
Васин докурил цигарку и умышленно бросил мимо урны на пол. Теленков, как дежурный, обязан был взять разгильдяя на карандаш и доложить о безобразии курсанта старшине Горышину, но он только сказал: «Ну и скотина же ты, Васин», — и плюнул.
Сачков сидел на подоконнике и курил. Рука, в которой он держал окурок, была заголена по локоть, и на локте отчетливо выделялся розовый рубец раны… Сачков попал в училище из госпиталя. И первые дни в училище ходил с засученным рукавом, тем самым доказывая мелюзге вроде Васина, Теленкова, Малешкина и прочих, что они перед фронтовиком белогубая салага. Но после того, как Птоломей, у которого были насквозь прострелены обе щеки, грубо высмеял его, Сачков только изредка закатывал рукав гимнастерки. Пашка, подавив усмешку, сказал:
— А здорово тебя, Сачков, клюнуло… Где?
— Под Вязьмой, — живо отозвался Сачков и, боясь, что его не будут слушать, стал торопливо рассказывать, какие были бои под Вязьмой.
— Ладно, ладно, сто раз слыхал, — перебил его Пашка и протянул руку: «Дай-ка я брошу».
Сачков жадно стал глотать дым, так что цигарка вспыхнула синим пламенем и обожгла ему пальцы. Сачков, погасив огонь, протянул Пашке окурок — жалкий и обсосанный, в котором табаку-то осталось всего на ползатяжки… Теленков сердито швырнул окурок в унитаз и, чтобы на ком-нибудь сорвать злость, уставился на Васина.
— А я ведь, Васин, капну Горышичу. — Старшину Горышина в батарее звали Горышичем. — Перед присвоением званий это будет в самый раз.
— Ну и капай, — сказал Васин и, как больная собака, уставился в угол.
На Теленкова словно с небес свалилось вдохновение, и он принялся поучать Васина по всем правилам устава…
— Чему же ты, Васин, без трех минут офицер, будешь учить своих солдат, если ты сам за время пребывания в училище не научился соблюдать чистоту в уборной… А? Что же ты молчишь?
Васин поднял на Теленкова глаза, в них столько было боли, обиды и страха, что Теленкову стало жалко пария… Но он, подавив в себе жалость, монотонно, не повышая и не понижая тона, как это делал Горышин, продолжал наставлять:
— Вот ты, Васин, полтора часа провалялся; на нарах в ожидании ужина… Палец о палец не стукнул, чтоб позаботиться о своем самоусовершенствовании. Что должен был бы дисциплинированный курсант—выпускник офицерского училища делать? А? Не знаешь?.. Читать устав… Надо всегда помнить, курсант Васин, об уставе… Ложиться спать — читать устав, и поутру, от сна восстав, — опять читать усиленно устав… А ты что за это время, за полтора часа, сделал? Ничего… Окурок бросил на пол?.. Великое дело сотворил… Родила гора мышь…
— Ну хватит, товарищ сержант, — простонал Васин.
— Что хватит, курсант Васин? — закричал Теленков. — Как стоишь, разгильдяй?.. Встать… Руки по швам…
Васин вытянулся. Губы у него дрожали…
— Вы все поняли, Васин? — растягивая слова, грозно спросил Теленков.
— Так точно, товарищ сержант, — отчеканил Васин и, опустив голову, пробормотал: — Простите, больше не буду.
— Хорошо, на первый раз прощаю… Дай-ка закурить…
Васин торопливо вытащил из кармана кисет и всыпал в руку Теленкова чуть ли не горсть махорки.
— И ему тоже, — Теленков кивнул головой на Сачкова.
— Ну это уж дудки! — сказал Васин. Показал Сачкову кулак и пошел. Но у двери остановился, покачал головой…
— Ну и ловкачи же вы!..
Сачков с Теленковым захохотали.
— Таких жмотов, как Васин, наверное, во всем училище не сыскать, — сказал Сачков.
— А я любого жмота распалю до самой… Подход надо иметь к человеку, курсант Сачков… — И Теленков снисходительно похлопал Сачкова по плечу… Сачков, который был в два раза старше Теленкова, принял доверительность дежурного, как пряник…
Теленков вышел из уборной и увидел, что у дневального из рукава шинели, как из трубы, валил дым… Это уж было из ряда вон. На посту — курить!
— Ты что, Загнишеев?.. — Теленков выразительно постучал ему по лбу согнутым пальцем.
— А кто видит-то! — огрызнулся Загнишеев.
— Прекрати, идиот… Ты что, хочешь, чтоб Горышич нас снял с наряда? — Загнишеев послюнил палец, аккуратно затушил цигарку и глубоко запрятал ее в карман… Теленков прошелся еще три раза от бачка до тумбочки, постоял у окна, посмотрел на темный двор казармы. Одинокая лампочка на столбе качалась, и по мокрой траве скользило желтое маслянистое пятно.