Тоже Родина
Шрифт:
Слушай, парень, а ведь я, сидящий за соседним столиком, могу быть не мелким бизнесменом и сочинителем бытописательских рассказиков из русской городской жизни, а наоборот, сотрудником правоохранительных органов. А ты тут практически мне в ухо свистишь про «дунуть». Неосторожно ведешь себя, уважаемый.
Правда и то, что сейчас сотрудники органов не подслушивают случайных разговоров и не бегают за потенциальными нарушителями. Сейчас менты работу не ищут. Она сама их находит. Трясти всякого лопуха, разыскивающего травку, им решительно некогда.
Официантка, меняя у меня пепельницу,
— Алло! Ну, что там? Ага! Понял! Да, фару подвезу! Не знаю! Завтра!
Машина. Разумеется, у него хорошая машина. В наше время любой двадцатипятилетний мальчишка, если он не дурак, имеет приличный автомобиль. Папку с мамкой развел, по друзьям назанимал, и вперед. Пятнадцать лет капитализма ничего не изменили в этой стране, старики по-прежнему умирают от голода, а молодые мужчины — от ядовитой водки, но все же кое-что завоевано. Бытовая техника, поездки за границу и, главное, автомобили — стали общедоступны.
Вокруг авто, разумеется, строится вся его жизнь. Купил, продал, разбил, угнал, перегнал, отобрал, разобрал, а потом пошел на фильм «Бумер» и посмотрел на самого себя.
А вот я, старый пердун, машину свою уже несколько лет держу на приколе. Выезжаю раз в неделю, на дачу и обратно. В остальное время перемещаюсь исключительно в метро. Очень быстро, очень дешево, а главное — всегда можно точно рассчитать время в пути. Я давно переболел машинами. Вырос. Тратить свое время на фары, бамперы и на разговоры о них мне жалко.
Вдруг я испугался, что меня выдаст моя собственная спина — излишне напряженная, неподвижная спина откровенно подслушивающего человека, — и сменил позу.
— А с бампером, короче, думать надо! Не знаю! Не знаю, говорю! Да? И сколько? В долларах? Что значит «у. е.»? На хрен мне нужны его «у. е.»? «У. е.» — это можно и в долларах считать, и в евро считать, а там разница вылезает такая, что мало не покажется! Вообще, это не по-пацански! Какие-то гниловатые расклады получаются! Да? Он что, коммерсант? Если он гниет, пусть так и скажет! Я, типа, не пацан теперь, а коммерсант! Тогда и отношение будет соответствующее! Ты, короче, понял! Да! Я — сказал, ты — понял, а дальше сам думай! Если умеешь! Фары будут! Давай! Пока!
Этого собеседника он обнимать не стал и, кстати, братаном не назвал ни разу.
— Алло! Ну как ты?! Жива-здорова?! И я такой же! Ага! Чем занимаешься? Это хорошо! Это правильно! Учеба еще никому не повредила! Я? Не, я уже ученый! Кипяченый!
Ага, это он со своей девочкой. Сначала дела, потом «дунуть», далее — о машине позаботиться, а тут и до прекрасной дамы дошел черед.
— Конечно, подъеду! Если вырвусь! Я ж занятой, ты же знаешь! Да! Подъеду по-любому! Прокатимся, проветримся, сигареты с фильтром покурим! Шучу, конечно! Я говорю, типа, шутка! Что? Да! Мы же договорились! Розочку на попке! Не, не ищи, я сам найду! За бесплатно сделают! Да, и такое бывает! А ты почаще со мной общайся, и узнаешь, как оно бывает! Да! Целую! Не, я все время о тебе думаю! Жизнь, типа, тобой начинается, и тобой же и кончается, конкретно!
Ну
Дальше мне слушать надоело. С братаном было все ясно. Машины, травка, девочка с татуировочкой — ничего особенного. Пора уходить. Хорошего — понемножку, как сказал мой друг Вова Бомбей, освобождаясь из тюрьмы после шестилетней отсидки.
Я встал, смакуя момент. Обернулся — и большим усилием воли удержался от нервного смеха.
Деловой братан оказался щуплым отроком, почти мальчиком, с мясистыми бледными губами и длинными, слегка сальными волосами, спадающими на узкие плечи. С тоненькой шейки свисали на кожаных шнурках какие-то хипповские фенечки, а из коротеньких рукавчиков рубашечки торчали тоненькие ручки с больной дряблой кожицей на острых локоточках. Я ожидал увидеть мускулистого жлоба, начинающего хищника, поджарого деловара — а обнаружил субтильного переростка. Особенно удивительной мне показалась его обувь: некие спортивные туфли на манер старых советских кед, со шнурками, завязанными симпатичными бантиками.
Каким образом из узкой груди выходили столь густые и низкие звуки — я не понял.
Возможно, он банально играл. Изображал делового маргинала. Или, что тоже возможно, бандиты в наше время измельчали. Или, что вероятнее всего, сегодня суждено мне было избавиться от очередного мыслительного стереотипа. Получить повод посмеяться не над посторонним человеком, а над самим собой.
Правильно, все правильно. Нехуй корчить из себя знатока жизни.
Тоже Родина
— Не знаю, как ты, — сказал Иван, — а я всем доволен.
— Что будешь пить?
Мой брат придвинул к себе меню, но так и не раскрыл.
В течение последних семнадцати лет он последовательно занимался финансовыми операциями, импортом вина, выдачей ссуд под залог, регистрацией юридических лиц, производством стирального порошка, торговлей игрушками. Он ходил измученный, бедный и гордый. В конце концов послал всех к черту и пошел работать за твердый оклад. Его жизнь немедленно изменилась. Он сделался спокоен и благодушен.
Он не стал счастлив, он всегда был счастлив. Я и он — двоюродные братья — были и остаемся счастливы по праву рождения. Наши родители, веселые и умные люди, сделали нас по большой любви. Наши матери дружили, наши отцы вместе путешествовали. Однажды, вернувшись из похода по Кабарде, мой отец и отец Ивана, сорокалетние мужики, ради шутки залезли в дом через окно. Чтоб, значит, позабавить маму Ивана и мою маму. Такова была одна из тысяч шуток и забавных приключений, которыми сопровождалась жизнь нашего клана. Мы с братом росли в уникальной атмосфере.