Тоже Родина
Шрифт:
— Вы типичные современные мужчины, — смело усмехнулась толстуха.
— О! — я обрадовался. — Расскажите о типичных современных мужчинах.
Она села напротив меня, рядом с Иваном. Это мною было специально подстроено, я всегда любил провоцировать брата на приключения.
— Ну, не совсем типичные, — она улыбнулась. — Вы, конечно, интересные, оба. Вы, это… смотритесь. Наверное, в прошлом вы натворили много дел.
— Ну, — Иван кашлянул, — не так чтобы уж.
— Стоп, — сказал я. — Давайте вернемся к
— Они все скучные, — с вызовом объявила брюнетка. — Усталые, скучные и жадные.
— Но мы не жадные, — возразил я. — Брат, ты жадный?
— Не думаю, — сказал Иван.
— Вот видите. А ваш муж? Он тоже скучный и жадный?
— Я не замужем.
— Почему?
— А мужиков нет нормальных. Или, может, мне просто не везет.
Она извинилась и ушла в туалет. Иван вздохнул.
— Хочешь ее? — спросил я.
— Нет.
— У тебя — машина. И дача. Все условия. Она не профессионалка. Просто ищет мужчину. Лови момент. Полные женщины очень изобретательны.
— Спасибо, — сказал брат. — Обойдусь. Я уже в том возрасте, когда согласие пугает больше, чем отказ.
— Слушай, у нее татуировка на спине. И свежая кожа. Она интересная.
— Побойся бога, — чопорно сказал брат. — Я отец троих детей. Лучше сам займись. Ты писатель, тебе нужны новые впечатления.
— Не могу. Через два часа мне надо быть в Электростали. В родной налоговой инспекции. Я задолжал родине тысячу рублей.
— По-моему, ты должен гораздо больше.
— Еще неизвестно, — сказал я, — кто кому должен.
— Тогда, — сказал Иван, — купи этой секс-бомбе какой-нибудь коктейль, и пойдем. Зачем ты вообще ее позвал?
— Развеяться.
Толстуха вернулась с заново накрашенными губами.
— Извините, что заставила вас скучать.
— А нам не бывает скучно, — ответил брат и хулиганским движением почесал скулу.
— Так что там, — спросил я, — с современными мужчинами?
Брюнетка повела плечами, немного манерно.
— У меня был жених. Мы жили вместе. Он подарил мне шубу. Потом переспал с моей подругой. Я узнала. Мы расстались. Когда я уходила, он отобрал у меня шубу. Теперь в ней ходит моя бывшая подруга.
— Печально, — сказал Иван. — Вы одновременно лишились шубы, подруги и жениха.
— Фиг с ним, с женихом! И с подругой тоже. Шубу жалко.
— Если он забрал шубу, — возразил я, — это не жадность. Это хитрость, ловкость и расчет. Это то, без чего сейчас нельзя жить.
— Значит, вы такой же?
— Нет. Я совсем другой. Я сначала женился, а уже потом одел и обул свою жену, как полагается.
— Вашей жене повезло.
— Она так не думает. Хотите выпить?
— Хочу, — сразу сказала женщина. — Мохито.
Я заказал два мохито. Себе — безалкогольный. Ивану ничего не заказал. Он заскучал, я тоже, можно было бы ничего не заказывать,
Вдобавок за соседний столик сели новые посетители, женщина и маленький мальчик, лет пяти; женщина была серьезна, мальчик заплакан. Он то начинал всхлипывать, то пробовал сдержаться. Ему принесли мороженое — он не притронулся. Он надувал губы, отчаянно жмурился, но сил не хватало, и опять из его глаз текли слезы. Я не мог смотреть спокойно, отводил взгляд, однако ребенок распространял вокруг себя столь сильную ауру горького горя, что я бы мучился, даже повернувшись спиной. Чтобы отвлечься, спросил:
— Послушайте, Алла… А вам не кажется, что мужчины делаются скучными, жадными и усталыми только потому, что они первыми принимают на себя удар? Как и подобает мужчинам?
— Удар чего?
— Вот этого. И этого. И этого.
Я обвел рукой зал. Показал пальцем на стакан в своей руке, на торчащие изо льда зеленые лопухи мяты, словно мокрых долларов напихали туда. На пачку дорогих сигарет. На мерцающий над нашими головами телевизор — модное дефиле, каменные лица моделей, фотовспышки, острые плечи, все невыносимо ярко, дерзко, быстро, контрастно и ненатурально. На лохматого, как бы гудроном покрытого узбека в синей спецовке, протирающего особой шваброй окна кафе, и без того чистые. На улицу за плечами узбека, забитую машинами, все сплошь новые, и меж ними одна старая, под управлением взмокшего от ненависти старика в мятой кепчонке. На рекламный щит, обещающий два пылесоса по цене одного, плюс дисконтную карту и лотерею, — явный перебор с посулами, как-то подозрительно рьяно хотят ребята сбыть свои пылесосы. На то, что выше рекламного щита: стены, зеркальные окна, сплошные вертикали, этажи, устремленные в зенит линии, как будто на носовом платке мыкаемся, как будто нет у нас пространства для жизни и никогда не было.
— Я не поняла, — стеснительно сказала толстуха и улыбнулась.
Наверное, она рассчитывала, что ей подробно объяснят.
— Жаль, — сказал я и встал. — Нам пора.
— Да, — тут же сказал Иван. — Хорошего понемножку.
— Прошу нас извинить, Алла. Мы уходим. Лично я — очень спешу. Я должен родине денег.
Мы расплатились и пошли. В дверях обернулись. Мальчик справился с собой. Мама гладила его по щеке. Брюнетка приязненно помахала мне розовой ладонью. По-моему, она осталась довольна… Взрослые дядьки, купили выпивку, тут же откланялись, не попросив даже телефончика. Все бы так.