Тоже Sapiens
Шрифт:
Я понял её. Опустил руки и голову — это было бесполезно.
И она снова подняла ракетницу так, что я увидел все четыре тёмных дула, в трёх из которых виднелись кончики сигнальных ракет.
Странно, только одно из них полностью чёрное, но именно из него и не сможет вылететь то, что отправит меня в вечную черноту...
Самка не торопилась. Я подумал, что ей неудобно держать ракетницу своей пятипалой ладонью, вот я и могу пока смотреть в черноту стволов.
Как там говорил старший
Я не выдержал и отвёл взгляд, несильно, так, чтобы мог следить за её ублюдской рукой: ждал, когда один из пальцев шевельнётся и
VII. Осмунайе
Она осталась одна.
Даже собак злые духи из чужого мира успели убить, всех трёх.
Конечно, оставались ещё животные, с которыми можно будет говорить, но олень и, тем более, медведь — это совсем другое. Да и умирали они, эти звери; медленно, но неотвратимо угасали, оторванные от родной земли, как и сама Осмунайе. Впрочем, их-то она в любом случае переживёт. Либо просто угаснет позже, либо убьёт ради пропитания…
Переживёт и тех, других, диковинных зверей, которых духи поселили за стенами из нетающего тёплого льда, и которые, как уверял Помощник, тоже жили в одном мире с Осмунайе, просто очень и очень далеко от неё… Их тоже можно будет убить и съесть, когда заставит нужда… Только это всё лишь продлит её агонию, Осмунайе это понимала. Она умирала тут, и телом, и разумом.
Ещё были в этой огромной лодке совсем другие звери, те, что из мира злых духов. Но их она есть не сможет, они выглядели отталкивающе, словно неудачное подобие животных, как и злые духи были неудачным подобием человека. Поэтому ни есть, ни говорить с ними Осмунайе не станет. Может быть, если вернётся ночная тоска, или разум опять станет туманиться — тогда она возьмёт оружие в руки снова и убьёт их, просто потому, что сердце опять затребует смерти, смерти кого-то, кто хоть небольшое отношение имеет к злым духам… Но и это ничего не изменит: всё равно Осмунайе осталась одна.
Был только Помощник, который, как она уже знала, существует лишь в виде голоса. И он не умирал, наоборот: после того, как Осмунайе убила последнего из четырехпалых духов, он начал говорить с ней каждый день.
Помощник объяснил, что огромная лодка, которой он управлял, не может плыть по океану из пустоты так же быстро, как раньше. И он не знал, что случится быстрее: она и животные умрут или они приплывут к берегу, и он сможет их высадить. Осмунайе приняла это. Только часто спрашивала, правда ли они больше не прилетят, не спустятся с небес, эти высокие тонкие духи с зелёной кровью в венах. Помощник говорил, что это вряд ли случится. Осмунайе такое устраивало. Она не хотела умирать, но она приняла свою судьбу: погибнуть, спасая своё племя… которое, как объяснил Помощник, во много раз больше, чем она могла представить. А ещё… надежда оставалась. Осмунайе сомневалась, что даже если он высадит её из лодки обратно на родной берег, она проживёт долго — слишком изранены были её тело и душа, но всё же умереть, снова увидев свой край — это было прекрасно в её положении.
Ещё Осмунайе спрашивала, отпустит ли Помощник на землю животных, если те доживут — он был неприклонен. Сказал, что будет лететь к солнцу, к земле, только пока жива сама Осмунайе, а если та умрёт — то повернёт к другой звезде…
Она удивилась узнав, что звёзды — это такие же солнца, и что они горячее костра. И что даже такая большая и крепкая лодка сгорит, не долетев до любой из них, но лишь приблизившись.
Но именно это и надо было Помощнику, это и надо было Осмунайе: чтобы лодка сгорела вместе с телами её братьев, животных, телами злых духов и их зверями. А главное — вместе со знаниями о её земле. Чтобы никогда они больше не вернулись.
Помощник развлекал её. Показывал движущиеся картинки, показывал ночное небо, которое и было этим океаном пустоты, по которому они плыли… летели сейчас. Иногда показывал солнце, совсем близко, большое, горячее и жёлтое. Показывал голубой шар в черноте — её землю. Ещё он показывал ей виды их берега, но Осмунайе попросила больше так не делать — от них было больно в груди и в глазах рождалась тяжесть, из которой вылуплялись помимо её воли слёзы.
Она не знала, увидит ли родную землю. С каждым днём ей было всё хуже. Она спрашивала Помощника, доживёт ли, но он не знал. Он говорил честно, что это возможно, но хватит ли в ней жизни точно — не мог сказать.
А ещё он не смог сказать, что будет, когда она умрёт — он не знал. Она спросила, что будет с ним, когда он сам сгорит, летя к звезде, к ничьему солнцу - Помощник ответил, что не знает и этого.
Осмунайе спросила, что он сам думает. Помощник ответил, что про её будущее после смерти даже не решится рассуждать. Тогда она спросила, что, по его разумению, будет с ним, когда он долетит до чужой звезды. Не важно, с её телом или без.
На это Помощник ответил. Он сказал, что скорее всего будет ярко и горячо. Так ярко, что он ослепнет, так горячо, что он перестанет ощущать тепло задолго до того, как сгорит. А потом…
А потом - будет тишина.
И тишина была.
Москва, апрель-июнь, 2024 год.