Шрифт:
Эдельман Н.
ТРУДНО БЫТЬ ГОРЛУМОМ
1.
Когда Фродо миновал могилу Турина Турамбара - седьмую по счету и последнюю на этой дороге - было уже совсем темно. Хваленый имладрисский пони, взятый у Тэда Песошкинса за карточный долг, оказался сущим барахлом. Он вспотел, сбил ноги, и двигался скверной, вихляющей рысью. Вдоль дороги тянулись кусты, похожие в сумраке на клубы застывшего дыма. Нестерпимо звенели комары. Дул порывами несильный ветер, теплый и холодный одновременно, как всегда осенью в Хоббитании. Вековечный лес уже выступил над горизонтом черной зубчатой кромкой. По сторонам тянулись распаханные поля, мерцали под звездами болота, воняющие нежилой ржавчиной, темнели умертвия и сгнившие частоколы времен
У поворота от дороги отделилась темная фигура. Пони шарахнулся, задирая голову. Фродо подхватил поводья и положил ладонь на рукоятку эльфийского меча.
– Добрый вечер, сславненький хоббит, - тихо сказал встречный. Проссим извинить нассс.
– В чем дело?
– осведомился Фродо, прислушиваясь.
Бесшумных засад не бывает. Эльфов выдает скрип тетивы, тролли неудержимо рыгают от скверного пива, назгулы алчно сопят, как бывает, когда принюхиваешься, пытаясь схватить ускользающий запах, а орки охотники за свежатиной - шумно чешутся. Но в кустах было тихо. Видимо, этот не был наводчиком.
– Сславненький хоббит разрешшит бежать нам рядом с ним?
– спросил он, кланяясь.
– Кто ты такой и откуда?
– спросил Фродо.
– Зовут нассс Горлум.
"Горлум, - подумал Фродо, - Вот он, Горлум!" Все рассказы и легенды, слышанные им, вдруг всплыли в памяти и сделались очень правдоподобными. Сдирает с живых кожу... людоед... дикарь... зверь... Он стиснул зубы, привстал на стременах, и поднялся во весь рост. Надо проверить... А почему, собственно, надо? Кому надо? Кто я такой, чтобы его проверять? Да и не желаю я его проверять! Не вижу причины, почему бы добренькому хоббитцу просто не поверить? Вот идет Горлум, ему одиноко, ему страшно, он слаб, он ищет защиты... Встретился ему хоббит. Хоббиты по глупости и из спеси в политике не разбираются, а мечи у них длинные, и орков они не любят. И все. Не буду его проверять. Незачем мне его проверять. Не вижу причины, почему бы добренькому хоббитцу не поговорить с Горлумом, скоротать время, расстаться друзьями...
Видно, Горлуму нелегко здесь пришлось. Средиземье старательно жевало и грызло его, но видимо, привело-таки его в соответствие с собой. Он был костлявый, длинноногий, с острыми плечами и локтями. Уже лицо у него было не хоббитское - с хоббитскими чертами, но совершенно неподвижное, окаменевшее, застывшее, как маска. Только глаза у него были живые, большие, темные, и он стрелял ими направо и налево, словно сквозь прорези в маске. Уши у него были большие, оттопыренные, правое заметно больше левого, а из-под левого уха тянулся по шее до ключицы темный неровный шрам - грубый, застывший, как рубец. Рыжеватые свалявшиеся волосы беспорядочными космами спадали на лоб и плечи, торчали в разные стороны, лихим хохлом вздымались на макушке. Жуткое, неприятное лицо, и вдобавок - мертвенного, синевато-зеленого оттенка, лоснящееся, словно смазанное каким-то жиром. Впрочем, так же лоснилось и все его тело. Он был костлявый, да, но не тощий - удивительно жилистый, не мускулистый, не атлет, а именно жилистый, и еще стали видны страшные рваные раны - глубокий шрам на левом боку через ребра до самого бедра, отчего он и был таким скособоченным, и еще шрам на правой ноге, и глубокая вдавлина посередине груди.
– Горлум...
– произнес Фродо.
– Я знавал одного Горлума из Мглистых гор. Ты его родственник?
– Увы, да, - сказал Горлум.
– Правда, дальний родсственник, но ЕМУ все равно, дасс... до двадссатого потомка.
– И куда же ты бежишь, Горлум?
– Куда-нибудь... Подальше. Многие бегут в Валинор. Попробуем и мы в Валинор, горлум, горлум!
– Так-так, - произнес Фродо.
– И ты вообразил, что добренький хоббит проведет тебя через заставу?
Горлум промолчал.
– Или, может быть, ты думаешь, что добренький хоббит не знает, кто такой Горлум из Мглистых гор?
Горлум молчал.
– А если добренький хоббит безумно обожает Саурона? Если он всем сердцем предан Черному слову и Черному делу? Или ты считаешь, что это невозможно?
Он натянул повод, схватил Горлума за плечо и повернул лицом к себе.
– Не вижу причины, почему бы добренькому хоббитцу прямо сейчас не подвесить тебя?
– сказал он, вглядываясь в белое лицо с огромными глазами.
– На крепкой эльфийской веревке. Во имя идеалов. Что же ты молчишь, Смеагорл?
Горлум молчал. У него стучали зубы, и он слабо корчился под рукой Фродо как придавленная ящерица. Вдруг он отчаянно крикнул:
– Не трогай нассс! Не трогай! Он ведь не тронет нас, такой славный хоббит! Нам так плохо, горлум! Пусть он нас пожалеет, а мы будем хорошшие, хорошшие...
Фродо перевел дыхание и отпустил Горлума.
– Я пошутил, - сказал он.
– Не бойся.
– Бедные мы, жжалкие, - всхлипывая, бормотал Горлум.
– Хоббит хорошший, он не будет нас убивать, правда, моя прелессть?
– Ладно, не сердись, - сказал Фродо.
– Берись за стремя, пойдем.
Впереди сквозь кустарник мелькнули огоньки корчмы "Гарцующий пони". Горлум споткнулся и заскулил.
– Что случилось?
– спросил Фродо.
– Там назгулы, - зашипел Горлум.
– Не надо, не надо ходить туда! Добренький хоббит не пойдет, нет, он пожалеет бедных нассс, правда, моя прелессть?
– Ну и что?
– сказал Фродо.
– Послушай лучше одно рассуждение, Горлум. Мы любим и ценим этих простых и грубых ребят, нашу серую боевую скотину.
– Он захохотал, потому что сказано было отменно - в лучших традициях оркских казарм.
У коновязи перед корчмой топтались оседланные кони назгулов. Из открытого окна доносилась азартная хриплая брань. В дверях, загораживая проход чудовищным брюхом, стоял сам Лавр Наркисс в драной кожаной куртке с засученными рукавами. На ступеньках сидел, пригорюнившись, незнакомец, поставив меч среди коленей. Рукоять меча стянула ему физиономию набок. Было видно, что ему томно с перепоя. Он медленно жевал, поминутно сплевывая, и глядел на Фродо без особенного интереса. Фродо тоже смотрел на него, не решаясь заговорить. Слишком уж у него был странный вид. Непривычный какой-то. Дикий. Кто его знает, что за человек.
Насмотревшись на Фродо, он достал из-под доспехов плоскую бутылку, пососал из горлышка и снова сплюнул. Подождав некоторое время, Фродо спросил его, что он здесь делает. Сначала он отвечал неохотно, но потом разговорился.
– Массаракш, - сказал он.
– Называют меня Бродяжником.
...Фродо слушал Арагорна, его спокойные и страшные рассказы. Картина всемирного хаоса и разрушения потрясла его. Перед ним была планета-умертвие, планета, на которой еле-еле теплилась разумная жизнь, и эта жизнь готова была окончательно погасить себя в любой момент. С историей дело обстояло неважно. Арагорн имел из нее только отрывочные сведения, и серьезных книг не читал. Но можно было понять, что страна, в которой жил Фродо, раньше была значительно обширней, и владела огромным количеством колоний, из-за которых в конце концов и вспыхнула разрушительная война с ныне уже забытыми соседними государствами. Война эта охватила все Средиземье - погибли миллионы и миллионы, были разрушены тысячи городов, десятки больших и малых государств оказались сметены с лица земли, в мире и стране воцарился хаос. Наступили дни жестокого голода и эпидемий. С тех пор положение в значительной степени стабилизировалось, и война утихла как-то сама собой, хотя мира никто ни с кем не заключал.