Традиции & Авангард. №2 (9) 2021 г.
Шрифт:
Девочка повернулась к лесу, её взгляд скользил по ровным стволам, словно водомерка по воде. Деревья вытянулись в струнку, будто гвардия перед госпожой, словно в ожидании.
Максим сказал в гулкой тишине:
– Мы найдём другой способ. Он ведь должен быть, правда, Дик? Дойдём до края леса… пусть это будет даже край мира.
Они двинулись в неизвестность, без направления – когда изнутри грызёт цель, усидеть на месте просто невозможно.
Максим ойкнул: нога утонула в широком отпечатке, наполовину заполненном водой. Повсюду были следы ног, иногда еле заметные, иногда чётко вбитые в почву.
– Это не мой сон, – сказала Йола, – точнее, не только мой. Здесь раньше… было много людей?
– Наверное, – скупо сказал Дик. – Мать и бабка много рассказывали, только я думал, это сказки. Браконьеры, до них вроде цыганский табор по окрестностям шатался… не знаю, были ли они в лесу. А в войну здесь партизаны укрывались. Говорят, они знали здешний секрет и заманивали в лес немцев. Мой отец, когда мальчишкой был, даже автомат нашёл. Ещё раньше… уж не знаю. Но много здесь народу побывало – факт. Вполне могли так натоптать.
– Но сейчас – никого, – задумчиво сказала Йола. – Либо поумирали, либо ушли, как те браконьеры.
Дик при этих словах со звериным упорством ломанулся вперёд, только затрещали кусты. Максим помедлил:
– Идём, Ёлка. До края леса ещё идти и идти.
Силы говорить остались только у Максима, он вдохновенно вещал, вызывая у сестры слабую улыбку:
– Даже если не найдём край леса, здесь можно жить! Жить, как в книжке, дикарями, построить сначала шалаши, а потом большой дом… готовить еду на костре, удить рыбу…
Прошло около трёх часов, а впрочем, всё равно. Были забыты голод и усталость. И было уже непонятно, что трещит – не то ветки снаружи, не то нити, удерживающие разум от падения во тьму.
– Что это?
Максим остановился возле зарослей. Среди блестящей, как велосипедные спицы, травы была заметна одна особенно прямая. Он схватился за антенну, на пальцах остались следы ржавчины. Мальчик взвесил в руках старый приёмник. Повернул ручку громкости, и дети затаили дыхание.
Максим нервно хихикнул, глядя на застывшую с напряжённым лицом сестру:
– А ты что ожидала? Что он заговорит?
– Да ну тебя!
Йола выхватила у брата приёмник, собралась уже зашвырнуть в кусты, но радио вдруг ожило. Там что-то тихо-тихо говорили, неразборчиво, но явственно. Голос пробирал до костей, ощущение такое, как будто ребята поймали волну с того света. Хотя «тот свет», может быть, был как раз здесь.
– Ты что-нибудь понимаешь? – напряжённо спросил брат. Йола покачала головой. Всё, что она понимала сейчас, это то, что радио заговорило именно у неё в руках.
Девочка дрожащими руками положила приёмник на дорогу. Голоса в пластмассовой коробке тут же умерли.
Наверное, они уже начали сходить с ума. Вокруг никого живого, но вдалеке иногда мелькали призрачные силуэты, похожие на мотыльков у фонаря. Они скользили сквозь деревья, все разные и какие-то пугающе-неестественные. Сколько ни вглядывались, дети так и не смогли понять, то ли это обитатели этого мира, то ли петляющий в лучах света туман.
Всё чаще попадались следы деятельности людей. Поляна, полная пеньков со свежей смолой, старый, прогнивший шалаш. Под ногами звякнул медный котелок, неподалёку нашлась ложка, такая тяжёлая, что могла бы сойти за лом.
Дик заметил странный солнечный зайчик довольно высоко на дереве. Слазил, вернулся с пыхтением, в руках блестел старый заляпанный компас. Девочка попросила выбросить находку – единственная стрелка неизменно указывала на неё.
«Это словно усталые сны обычного пригородного леса, – подумалось Йоле, – сны без туристов и почти без их мусора, ибо совсем без мусора себя представить уже невозможно. Сны о былом великолепии, когда небо держалось не на столбах дыма, а на кронах дерев».
– Там дом! – крикнул внезапно Дик.
Деревья раздвинулись, давая разлиться свету. Даже не дом, а остов блестел рыжеватыми кирпичами; некоторые раскрошились, другие ощетинились острыми, как когти хищников, сколами. По стене карабкался мох, окна и двери зияли провалами. Лучи солнца, попадая в них, замирали, испуганно глядя в темноту. Крыши не было, над стенами сплели руки деревья, ветки беззастенчиво лезли внутрь и торчали из окон.
На крыльце ребята увидели кострище, как две капли похожее на их. Рядом валялись ружья, моток верёвки и хищные зубастые капканы.
– Здесь никто не живёт, – сказал безразлично Максим, – пошли дальше…
– Нет! – резко сказал Дик.
В дверном проёме возникла тень. Свет упал косо, и Йола вскрикнула. Максим открыл рот, но не смог выдавить ни звука. Появившийся человек сильно клонился на бок, словно знак вопроса. Удивительно, как он вообще мог ходить – живот разворочен, края раны чёрные и гнилистые, лицо же застыло в гримасе ужаса и боли.
Максим и Йола одновременно пискнули. В памяти всплыл душный салон машины, пыльная обочина, тёплая бутылка минералки и заросший волосами безумец, грязные отпечатки на боковом стекле. То же лицо…
Под болотными сапогами хрустнуло ружьё, посыпался сор со ступеней. Руки человека потянулись к детям.
Не сговариваясь, они побежали. Захлестали по лицу ветки, из-под ног брызнула грязь. Дети ныряли то в тьму, то в свет, как будто бежали по шахматному полю; оборачиваясь, они видели смазанный светом или укрытый тенью горбатый силуэт.
Вечность спустя они остановились, чуть не повалившись друг на друга. Дик согнулся в кашле, Йола схватилась за его руку. Макс уцепился за ближнее дерево, как будто собрался при первых признаках опасности за него спрятаться, и тихонько всхлипывал.