Традиции & Авангард. №4 (11) 2021 г.
Шрифт:
Перестирав одежду, искупав Аксинью и младших, я падала от усталости, но дети не хотели идти спать.
– Мама забыла про нас! – плакала Ульяна. – Я хочу ее увидеть, а потом пусть идет в кабинет.
– Она нас совсем не любит! – вторил сестре Любомир. Марфа Кондратьевна появилась в два часа ночи с плакатом «Даешь на Руси демократию!».
– Ты где была?! – зарычал на нее Лев Арнольдович. Марфе Кондратьевне тон супруга не понравился.
Не отвечая на вопрос, она схватила со стола вымытые мной тарелки и стала их бросать прямо во Льва Арнольдовича. Тот
Из позиции обороняющегося в какой-то момент он перешел в наступление и принялся с размаху охаживать бока жены гладильной доской. Пришлось их разнимать под неистовые крики Христофора, Любомира и Ульяны, к которым добавились проклятия соседей.
Мне досталось и доской, и тарелками.
– Полина всё запишет и опубликует! Мама! Папа! Перестаньте! – со слезами выкрикивал Христофор, наивно полагая, что мой дневник – прививка от человеческой глупости.
Когда супругов наконец удалось разнять, оказалось, что они одинаково недовольны мною. И Тюка, и Лев Арнольдович искренне надеялись, что я приму чью-то сторону.
– Вы мешаете мне укладывать детей! – я впервые повысила на них голос. – Сейчас же закройте рты и прекратите мутузить друг друга!
От моего окрика миротворец и правозащитница разбежались по разным углам.
Февральским днем, когда за окнами бушевала метель, в квартиру Тюки заглянул полный мужчина средних лет. Он был одет в зеленый шерстяной свитер, теплые синие штаны на лямках и вязаную малиновую шапку с белым пушистым помпоном, что даже для российской столицы выглядело весьма смело. Мужчина отряхнулся в прихожей, насыпав снегу с пуховика и калош, снял с себя громоздкие валенки, в один из которых тут же забрался Чубайс, и деловито представился поэтом и другом Марфы Кондратьевны.
– Павел Рябчиков – доктор наук! – с гордостью произнесла Марфа Кондратьевна, выйдя из кабинета.
– Доктор Пук! – передразнил мать Христофор, прыгая в трусах по прихожей.
Лев Арнольдович сухо поздоровался с гостем, взял Аксинью, две старые пластмассовые канистры для воды, упругую хворостину и отбыл в лес к роднику.
Я подала хозяйке и гостю чаю с баранками и, пока прислуживала у стола, выяснила, что Павел Рябчиков сочиняет поэму о вечной любви.
– Птицы принесут нам на крыльях весну, – самозабвенно декламировал гость. – Деревья затрясут зелеными кронами, как лошади гривой, просыпаясь от вязкой стужи, а душа человеческая затребует страсти!
– Лучше поведай, Павлуша, как двигаются правозащитные дела. – Тюка хрустела баранкой и зевала: она не спала всю ночь, наблюдая за политическими баталиями в интернете. – Ты ведь придешь на митинг?
– Верхние соседи пошли в атаку, – как бы невзначай ответил на это доктор наук. – Они нас, диссидентов, ненавидят! Сживают со свету!
– Понятное дело! – Марфа Кондратьевна вскочила, отгоняя Мату Хари от плиты полотенцем, и охнула, схватившись за бока: сказались мужнины удары гладильной доской.
– Соседи дырочки у себя в полу просверлили, и теперь потолок над нами открывается. Неожиданно всё происходит! Соседи из бластеров стреляют в меня и в маму известкой с ядохимикатами! – доверительно сообщил гость, сощурив левый глаз. – А мамка моя старая, она изза болотного яда долго не протянет!
Надо сказать, что в этот момент я застыла с чайником в руке, а Марфа Кондратьевна невозмутимо поддержала собеседника:
– Как вы правы, милый друг. Нас соседи тоже не жалуют! Постоянно норовят обозвать матерно или требуют убрать за кошками.
– Словами ругать – одно, а ядохимикатами прыскать – другое, особенно добытыми с подмосковных болот, – возразил Павел Рябчиков, отхлебывая чай.
– Фольга помогает, – со знанием дела сказала Марфа Кондратьевна. – Обклей, Павлуша, дома весь потолок фольгой. Не пожалей копеечки. Стоит рулон в супермаркете сущий пустяк, а защита какая – не пробить десятерым врагам! Истинный крест, никакая радиация сквозь фольгу не пройдет. Фольга от всяких вредных лучей защитит. Диссидентов как только не травят – и лучами, и известкой, и болотными ядами!
– А некоторые идиоты до сих пор верят, что Земля круглая! – довольно продолжил Павел Рябчиков.
– Никаких доказательств, что Земля круглая, нет. Раскрутили эту версию, вот и всё. Может, Земля плоская, как блин! – тут же согласилась Марфа Кондратьевна. – Нашей планете всего шесть тысяч лет, а ученые врут, что прожиты миллионы и что здесь жили динозавры! Ложь на лжи! Верно только по Библии!
– Правильно! По расчетам библейским, только шесть тысяч лет Земле, плюс-минус пара веков, – закивал гость. – А иное утверждать – ересь!
Он покосился на меня, но я не была готова спорить, боясь спугнуть удачу, и превратилась в молчаливого истукана.
Далее выяснилось, что Павел несколько лет провел в закрытой психбольнице, где, собственно, они с Тюкой и познакомились. А сейчас он получил степень доктора наук в загадочном учреждении, которое именовалось «Академия Плоской Земли», но вот беда, пожаловался гость, диплом этого института никто в мире не признает. При мне Марфа Кондратьевна Павла всячески нахваливала, а затем высказала мнение, что я и ее гость должны пожениться. За этим, собственно, Павел и пришел. Он сразу оживился и восторженно сообщил, что у него в спальне большая и холодная кровать.
– Только потолок иногда открывается… – предупредил он.
– Мне пора к детям! – сказала я, решив спастись бегством.
– Погодите, фольгой обклею потолок и приглашу вас к себе!
В коридоре громыхал канистрами и клял судьбу Лев Арнольдович, он привез воду на Аксинье. Больная крутила головой и тихонько жаловалась, опасливо поглядывая на сломанную хворостину в руках отца:
– У-у-у …
Закрыв за собой дверь гостиной, я принялась играть с детьми в морской бой. Увлекшись, мы и вовсе позабыли про странного гостя, а когда я вновь пришла на кухню, его уже не было, а раздосадованная Марфа Кондратьевна сунула мне счет, который принес почтальон.