Традиции & Авангард. №4 (11) 2021 г.
Шрифт:
– Чему именно? – удивилась я.
– У тебя вся жизнь впереди!
– А у вас, Марфа Кондратьевна, дети и муж! Есть свое жилье и еще квартиры, которые вы сдаете. Вы не нуждаетесь и не инвалид, слава богу. Я же после войны – раненая, безо всякой помощи! Даже своей комнаты у меня нет, – возразила я.
– У тебя есть молодость! – взвизгнула Тюка. – Молодость дороже всего на свете! Я старуха! А тебе только двадцать один год!
– Чувствую я себя на все сто, – грустно ответила я. Это было чистой правдой. Мир обычных людей казался мне примитивным и
Но Марфа Кондратьевна оставалась на своей волне:
– У тебя есть возможность влюбляться! Выбирать мужчин и ходить на свидания!
– Да что вы говорите, Марфа Кондратьевна! А когда мне это делать, не подскажете? Я работаю на вас с семи утра до двух часов ночи! – напомнила я.
– Молодость! Любовь! Отношения! – в запале тарахтела Тюка, сбросив с себя маску блаженной. – Время – самая дорогая валюта! Если бы мне сейчас был двадцать один год! Я бы летала как на крыльях! Я бы променяла на молодость всё, что имею…
Дни овивали мои запястья подобно лианам, превращались в браслеты-оковы, но в душе я ждала чуда и верила удивительным снам. Невозможно было осознать, что жизнь после войны должна закончиться так никчемно – в трудовом рабстве, и я мысленно стремилась создавать, творить, и желание это переполняло меня настолько, что затмевало все невзгоды.
Из дома правозащитников удалось вырваться во вторник. Взяв у метро бесплатную карту Москвы, я отправилась на Патриаршие пруды. Сориентировавшись, я пристроилась к группе туристов, чтобы послушать лекцию о Михаиле Булгакове. В глаза светило февральское солнышко, а знакомые с детства сюжеты гид пересказывал зычным, хорошо поставленным голосом, и я заслушалась, хотя помнила мельчайшие подробности из жизни автора романа «Мастер и Маргарита».
Побродив вокруг замерзшего пруда, где организовали каток, я искренне радовалась, что оказалась здесь, в месте, о котором когда-то столько читала! На Патриарших было многолюдно. Дети и взрослые катались на коньках. Когда-то именно сюда приводил дочек Лев Толстой. Михаил Булгаков и вовсе превратил Патриаршие пруды в знаковое место.
Группа сатанистов с бутылками крепкого алкоголя собралась у памятника Крылову. Памятник баснописцу возвели в 1976 году. Бронзовый Крылов застыл недалеко от своих персонажей: невежды мартышки с угрюмой физиономией, лающей на слона бестолковой моськи и простодушной вороны с кусочком сыра в клюве.
Люди в черном грязно ругались, пили из горлышка, курили сигареты и что-то оживленно обсуждали, постоянно поминая сатану. Проходящая мимо старушка остановилась и сообщила мне, что сегодня тринадцатое число.
– Их день! Вот сатанисты и пришли, – сказала она.
– Как удачно я попала, – ответила я старушке. – Первый раз такое вижу! – Всё было мне ново и интересно.
– Бог всё ведает! Адепты сатаны попадут в ад! – с этими словами старушка заСемёнила дальше.
Происходящее вокруг завораживало, эта реальность была другой, не похожей на ту, откуда прибыла я.
– Надо взорвать памятник Крылову! – неожиданно громко заявил один из сатанистов,
– Не надо! – ласково попросила его стоящая рядом девушка с зелеными волосами и увесистым серебряным кольцом в носу.
– У нашего Булгакова памятника нет, а этому басеннику поставили… – продолжал возмущаться парень. – Где справедливость?!
– И нашему поставят! – загалдели другие сатанисты.
– Слава Михаилу Булгакову! – крикнул седой мужчина с орлиным носом, выглянув из-за спин молодежи.
– Слава! – мгновенно подхватили люди в черной одежде.
– Всё равно взорвать не получится, взрывчатки маловато… – сказал с горечью худенький мужчина в надвинутой на глаза фуражке.
Я прошла мимо, скатилась с детской извилистой горки и повернула к павильону, воссозданному по образцам столетней давности. Рельеф и лепнина придавали ему очарование и воздушность ушедшей эпохи.
Пора было возвращаться в дом Тюки.
Любомир то хохотал, то плакал, встретив меня в коридоре у соседской двери. Христофор забросил свою шапку на люстру, свитер – в кошачий лоток, а сапоги полетели на раскладушку Льва Арнольдовича. Приучить его складывать вещи в одно место я пыталась, но родители позволяли бросать одежду, где ему вздумается.
– Завоеватель, объясни, в чем дело, – попросила я. Оказалось, что таким образом братья требовали коробку жвачек, которую им не купили.
– Надо было купить, – каялась у икон Марфа Кондратьевна.
– В доме нет хлеба, – напомнил ей Лев Арнольдович.
– А тебе лишь бы брюхо набить, старый мерин! – Тюка махнула на супруга рукой.
Видя, что Любомир и Христофор перевозбуждены, я вывела их во двор.
– Скоро папа поведет нас к тете Зине! – сообщил, хлопая ресницами, Любомир.
– В гости?
– В кабинет, – уточнил Христофор.
– Тетя Зина – доктор? – догадалась я.
– Пси-ки-атр! – Любомир с трудом, коверкая, выговорил трудное слово.
– Это, наверное, Аксинья пойдет к психиатру?
– Мы все туда ходим, – вздохнул Христофор и, вытащив из носа соплю, невозмутимо съел ее.
– Не может быть! – вырвалось у меня.
– Ну да, мы ку-ку, – засмеялись мальчики.
– Всё будет хорошо! – сказала я.
– Мышки и птички тоже лечатся, у них тоже есть доктор, – поддержал беседу Любомир.
– Давайте в снежки поиграем? – предложила я.
– Лучше будем строить крепость! – обрадовался Христофор и побежал за лопатой к дворникам Давладбеку и Рузи.
О том, чтобы перепечатать тексты с дневниковых тетрадок в компьютер, не могло быть и речи. Глядя вслед Христофору, я понимала, что купаться мне придется в три часа ночи, но продолжала работать в свой единственный выходной, не в силах отгородиться от детей.
Голова болела нестерпимо, и вдруг яркой вспышкой вспомнился сон. Перед тем как приехать в Москву, привиделся мне мальчик, он сказал: «Родители не играют с нами, не делают уроки! Они бросят нас на тебя!» Сон был в руку.