Традиции & авангард. Выпуск № 1
Шрифт:
– Да, – буркнула я и отвернулась.
Ставрополь находится на пятьсот километров северней Грозного. Но это не предел. Когда-нибудь я отправлюсь дальше, потому что выбрала направление – на север.
Машина резко свернула на неровную обочину, и нас тряхнуло.
– Привал, – сказал Асхаб.
На дороге оазисом раскинулось круглосуточное кафе. Возле стеклянных витрин, рекламировавших аппетитные блюда, останавливались машины дальнобойщиков, междугородные автобусы и маршрутки. Там же припарковалась и наша «Газель». Издали было заметно, что столики заняты: люди
– Что выберем? – спросила мама, расстегивая куртку.
В кафе я согрелась от тепла и ароматов съестного.
– Хочу пирожки с капустой, – ответила я. – А ты?
– А я буду котлету, салат и пюре! – Мама оживилась.
Я сделала заказ и оплатила его.
– Садитесь за свободный столик, – сказала официантка. – Я сейчас все принесу.
Наш водитель Асхаб, увидев среди посетителей знакомого чеченца, подсел к нему. За одним столом с чужими женщинами мужчине сидеть неприлично.
– Ты рада, что мы уезжаем? – спросила мама. Я горько усмехнулась. Мне не хотелось отвечать на этот вопрос. Чувство, что я нахожусь «не в своем времени», не покидало. На лицах окружающих была усталость от тяжелой работы, страх нарушить традиции и быть осужденным на смерть.
Этот мир безысходен, здесь живые завидуют мертвым.
– Нет, не рада, – ответила я, усаживаясь на стул.
Официантка поставила перед нами поднос.
– Как же! – простодушно удивилась мама, подцепив вилкой салатный лист. – Ты в детстве просила: «Увези меня из Чечни! Спаси из-под бомб!», но мы не могли уехать. Квартиру никто не покупал. Государство о беженцах не заботилось. Старики и дети ночевали на улицах! А теперь, когда впервые появилась возможность покинуть Грозный, ты недовольна…
– Обстоятельства изменились. Последние два года я работала журналистом в газете. На новом месте кто станет публиковать мои статьи? Захотят ли узнать правду, выслушать свидетелей? Или я стану дворником?
– Ничего… – мама выглядела довольной. – Можно работать и дворником. Зато терактов не будет! Университет закончишь! – размечталась она.
– Я и в Грозном отлично училась, – возразила я. – На третий курс пединститута перешла…
– Слышать ничего не желаю! Ешь свои пирожки молча! – оборвала меня мама.
Чай, остывая, приобрел мутный оттенок. Внутренний голос подбодрил меня: если суждено переехать только для того, чтобы все увидеть и записать, значит, такова судьба.
Обратно к машине мы возвращались не разговаривая.
На территории Ставропольского края нашу «Газель» обыскали еще несколько раз. Суровых мужчин в военной форме невероятно смешили усатые питомцы в клетке, сделанной из пластмассовых ящиков. Кошек тискали, целовали и кормили сушеной рыбкой.
Заброшенные пустынные земли, на которых не росли злаки, выглядели из окна машины удручающе и производили гнетущее впечатление. Почему здесь нельзя построить города для миллионов бездомных?
Дорога настраивала на мысли о Боге. Жители Земли называют Бога разными именами, а убивая друг друга, величают это священными войнами. Когда я была маленькой, то молилась разным богам. И нельзя сказать, что хоть кто-то из них отказал мне в помощи.
В три года я занялась йогой. Не по своей воле, конечно. Мама настояла, что обязательно следует приобщаться к практикам индийских мудрецов.
К пяти годам я увлеклась чтением и горделиво возомнила себя православной христианкой. Помимо обычных книг мне нравилось читать церковные, шептать у икон непонятные слова, от которых душа волновалась и трепетала.
В восемь лет я познакомилась с верованиями язычников. Где тот далекий Бог, создавший все вокруг? Духи земли и воды гораздо ближе к людям. Я взывала к Зевсу, Дионису и Афродите. Просила о любви и победах. Щедро рассыпала лепестки пур пурных роз и соленое печенье во фруктовом саду. Слушала, как поют соловьи.
За этим последовало очарование Шакти и восхищение Ганешей. Медитируя, я мысленно устремлялась к Будде, чьи глаза словно расплавленное золото.
В четырнадцать лет я решила разорвать кольцо перерождений. Отмерить новую жизнь. И начала молиться по-арабски.
Религия у меня получилась весьма своеобразная, полная мистерий, но если непосвященный человек замечал девушку в большом платке, то, вероятней всего, он думал, что она мусульманка.
Я решила, что в моем доме всегда будут Тора, Библия и Коран, сказания о Гаутаме, Тибетская книга мертвых, учения Конфуция, Платона и Аристотеля.
– Заснула, что ли? – острый мамин локоть напомнил мне о реальности. – Говорю, давай сюда пакет! Там термос с чаем и орехи!
Мысли, как джинны, путают и наводят морок. Я подала матери пакет. Она поинтересовалась у Асхаба, не желает ли он чего, и тот согласился взять горсть очищенных грецких орехов.
Природа за окном изменилась. Вокруг расстилались бескрайние пустые поля и лесополосы с черными неприглядными деревцами. Горы остались позади.
Нас еще раз обыскали. Но не нашли ни дневники, ни остатки денег – жалкие гроши, оставшиеся от положенной компенсации, из которой мы получили только небольшую часть.
Предвечернее время неудержимо накатывалось вместе с гаснущим на горизонте солнечным диском.
Я попыталась остановить поток мыслей, произнести «ом-м-м-м-м» и внезапно вспомнила, как впервые поняла, что колдовать плохо. В четыре года я услышала легенду о ведьме. Голос матери сливался с шумом осеннего ветра в родном грозненском дворе, где стояли кирпичные многоэтажные дома в виде буквы «П». Потом мама ушла по делам, а я осталась.
Пожелтевший лист тополя притаился у моих ботинок. Схватив его, я закружилась, словно дервиш в неистовой пляске. Я кружилась с такой скоростью, что стала частью вихря и уже не могла остановиться.
«Духи света, духи тьмы, приходите мне служить! – повелела я. А затем на меня снизошла идея, за которую я до сих пор испытываю стыд. Подув на сухой листок, я приказала невидимым помощникам: – Пусть завтра весь двор будет усеян мертвыми голубями!»
Я перестала кружиться, уронила тополиный листик и как ни в чем не бывало побежала играть к подружкам.