Традиция и революция
Шрифт:
П.: Разрешите задать вопрос. Будем очень осторожны. Не утверждаете ли вы, что в вас нет никакой деятельности сознания?
Кришнамурти: Сейчас мы подойдем к этому. Это неважно.
А.: А я хотел спросить, существует ли такая вещь, как матрица, в которой нет центра, — поскольку центр формируется из нее?
Кришнамурти: Матрица?
А.: Матрица есть мысль — матрица временного.
П.: Сознание — это регистрирующий механизм. Это единственное, что отличает жизнь от смерти.
Кришнамурти: Не занимаемся ли мы спекуляциями? Послушайте, давайте начнем просто. Когда вы бываете действительно сознательным?
П.: Когда я бодрствую, когда я отдаю себе полный отчет в окружающем.
Кришнамурти: Я бы начал совсем просто. Когда я бываю сознателен?
П.: Я сознаю эту дискуссию.
Кришнамурти: Не будем усложнять вопроса. Когда я бываю сознательным? Или благодаря реакции органов чувств, или в силу явного потрясения, явного противодействия, явной опасности, или вследствие конфликта, в который замешаны удовольствие и страдание. Только в такие моменты я говорю, что я сознателен. Я осознаю эту лампу, этот узор; я воспринимаю наличие реакции и говорю, что лампа безобразна или красива. Разве не в этом основа всего явления? Я не хочу заниматься теориями; я спрашиваю себя: когда я бываю сознательным? Когда я ощущаю вызов, когда существует толчок, конфликт, страдание, удовольствие — тогда я сознателен.
Д.: Но при этом вовсе не обязательно существование некого фокуса.
Кришнамурти: Погодите, уважаемый, я хочу начать отсюда, иначе мы увязнем в теории. Все это явление продолжается независимо от того, существует преднамеренное сознание или нет; это явление постоянно. Вот что мы называем сознанием.
Ф.: Реакция на импульс.
П.: Вы хотите сказать, что фотографического сознания нет. Я вижу корзину для мусора...
Кришнамурти: Вы ее видите. Ум регистрирует ее, то есть мозговые клетки получают импульсы.
Ф.: И при этом нет никакой классификации, например, страдание, удовольствие?
Кришнамурти: Влияние удовольствия, страдания, конфликта, печали продолжается все время; оно бывает сознательным или бессознательным. В иные моменты присутствует осознание всего процесса, в иные его может и не быть. Но все это продолжается постоянно. Каков следующий вопрос?
П.: Сам этот процесс есть сознание, и центр, который наблюдает за ним, тоже является частью сознания.
Кришнамурти: В чем состоит следующий вопрос?
Б.: Какова природа бессознательного?
Кришнамурти: Это все одно и то же, только в более глубоком слое.
Б.: Почему же мы не осознаем этот более глубокий слой?
Кришнамурти: Потому что мы слишком активны в поверхностном слое.
Б.: Таким образом, плотность поверхностного слоя мешает нам осознать более глубокие слои.
Кришнамурти: Я произвожу шум на поверхности — подобно
Б.: Можно ли слить воедино разные слои?
Кришнамурти: Нет.
П.: Каковы взаимоотношения между мыслью и сознанием?
Кришнамурти: Я не понимаю этого вопроса, ибо мысль и есть сознание.
П.: А существует ли еще что-нибудь кроме мысли?
Кришнамурти: Почему вы задаете этот вопрос?
П.: Мы начали с того, что я заметила, как вы говорили о той области, где мысль уместна, и о той, где мысль неуместна, — и все же вы утверждаете: мысль есть сознание.
Кришнамурти: Медленнее! Давайте сделаем здесь остановку. Первым был вопрос о том, является ли мысль частью этого целого. Каковы ее взаимоотношения с сознанием? Сознание и есть мысль — конфликт, страдание, регистрация, память, воспоминание. Когда поверхностное сознание сильно шумит, вы приходите и спрашиваете, каковы взаимоотношения между мыслью и всем остальным? Все это есть мысль.
П.: Только что вы сказали нечто важное: мысль есть часть всего этого. Что же тогда составляет все остальное?
А.: Все это есть сознание. Мысль приходит в действие, когда «я» хочет локализовать себя.
Кришнамурти: Верно.
Ф.: Когда мозг отрезан от мира, тогда никакой мысли нет.
Кришнамурти: А это значит, что мысль стиснута, сдавлена, парализована. Все, что мы описали, память и все прочее, — это сознание. И вот мысль приходит в действие, когда я заинтересовался какой-то его частью. Ученый интересуется материальными явлениями, психолог — своей областью. Тогда мысль выступает как систематизатор.
Ф.: Не является ли мысль сознанием безличного?
Кришнамурти: П. спрашивает: «Каковы взаимоотношения между мыслью и сознанием?» По-моему, это неверный вопрос.
П.: Почему?
Кришнамурти: Между ними нет взаимоотношений, поскольку нет двух. Мысль не есть нечто отличное от всего остального.
П.: Является ли мысль только частью, или мысль есть все?
Кришнамурти: Двигайтесь медленно. Я не хочу сказать ничего такого, что не является истинным.
Ф.: Границы распространения мысли — это границы сознания. Не будем расширять классификацию.
Кришнамурти: П. задает Ф. очень простой вопрос: «Каковы взаимоотношения между мыслью и всем остальным?»
Ф.: То есть между мыслью и «другим». У нее нет никаких оснований говорить об этих двух явлениях как об отдельных.
П.: Я не согласна с этим, поскольку во всем, что говорит Кришнаджи, предполагается существование «другого». Мысль уместна в области техники и не уместна в других областях; и если вам приходится совершать некое действие и стирать мысль, этого оказывается недостаточно. Поэтому тут постулируется «другое».