Траектория судьбы
Шрифт:
В тот вечер не обошлось и без воспоминаний. С особым вниманием я слушал В. А. Дегтярева, с которым до этого еще не доводилось столь доверительно и откровенно разговаривать.
– Наша конструкторская работа такова, что она не знает практически перерывов. – Василий Алексеевич встал. Седой, в плотно облегавшем его генеральском мундире, он, на мой взгляд, больше походил не на военного человека, а на умудренного жизнью, много повидавшего на своем веку учителя. – Так вот, – продолжал Дегтярев. – Идешь иногда по городу, прогуливаешься, вроде к чему-то приглядываешься, с кем-то разговариваешь. А когда
– Наверное, вы вспомнили то время, когда работали над доводкой пулемета ДП? – включился в разговор Симонов.
– Да, опыт применения ДП на фронтах много выявил. Надо было повысить надежность его автоматики. Вот и размышлял постоянно… Выход, кстати, подсказали фронтовые пулеметчики, – Василий Алексеевич подошел ко мне. – Вот почему так важно знать, что думают о нашем оружии в войсках.
– И что же вы предприняли после замечаний фронтовиков? – поинтересовался я у Дегтярева.
– Не зря, видно, на той пешеходной прогулке я ничего и никого не замечал, – усмехнулся Василий Алексеевич. – Решение нашел очень простое. Возвратно-боевую пружину из-под ствола перенес в ствольную коробку, устранив тем самым нагрев пружины и ее осадку в ходе стрельбы. Задержки в работе пулемета исчезли.
– Вот так мы зайцев теперь и бьем!.. – рассмеялся Симонов. – Не на охоте, а на работе.
Василий Алексеевич с улыбкой кивнул головой: так, мол, так…
– Но вы-то, знаю, не ограничились лишь этим усовершенствованием? – уже серьезно спросил Симонов.
– Так оно и было. Попутно мы сделали более прочным спусковой механизм. Тем самым предотвратили непроизвольную стрельбу. Ввели пистолетную рукоятку и изменили форму приклада, улучшив условия ведения прицельного огня. Придали пулемету неотъемные сошки новой конструкции. Словом, внесли немало изменений и в короткий срок…
В нашем разговоре наступила небольшая пауза.
– Да что мы все об образцах своих говорим? – Дегтярев повернулся в мою сторону. – Вам, молодой человек, не набили оскомину наши беседы о том, что было?
– Что вы, Василий Алексеевич, – встал я с табуретки. – Слушать все это очень интересно и полезно!
– В таком случае я вам расскажу, как мы организовали у себя на заводе выставку трофейного стрелкового оружия. Ты-то, Сергей Гаврилович, наверное, слышал о ней? – спросил Дегтярев Симонова. – Открыли мы ее в октябре сорок третьего года, и существовала она довольно продолжительное время.
– Конечно же, слышал. Она тогда привлекла внимание не только ваших заводчан, – откликнулся Сергей Гаврилович. – Помню, из командировки в Ковров возвратился один из наших конструкторов и делился впечатлениями о выставке. Его особенно поразило то, что там читались интересные лекции ведущими конструкторами вашего КБ. На нескольких из них он сумел побывать.
– Да-да, были и лекции, – живо продолжал Дегтярев. – И главное, можно было при этом сопоставить конкретные характеристики образцов, захваченных у противника, и наших изделий. Выходило очень наглядно. Нам хотелось не просто сравнить,
Василий Алексеевич одернул китель, как бы сглаживая уже приметную сутулость плеч, пододвинул поближе к столу табуретку, сел.
– Выставка, можно сказать, стала местом и формой учебы. Число ее посетителей исчислялось несколькими тысячами. Это при том, что шла война и люди ценили каждую свободную минуту.
Наверное, Дегтярев мог бы в тот момент с гордостью сказать, что выставка продемонстрировала полное превосходство советского стрелкового оружия над оружием фашистской Германии и ее союзников. Замышлялась она, насколько мне стало потом известно, и с этой целью.
Но Василий Алексеевич делал упор на другом: учиться не зазорно и у противника. Хотя он прекрасно знал: оружие его конструкции по своим боевым свойствам было действительно гораздо лучше, чем стрелковое оружие врага. Это не раз признавала противоборствующая сторона. Об этом с благодарностью писали прославленному конструктору фронтовики.
Это касалось, в частности, и ручного пулемета ДП (Дегтярев пехотный), принятого на вооружение еще в 1927 году и ставшего почти на два десятилетия основным видом автоматического стрелкового оружия. О его совершенствовании в военную пору и шла речь…
Всех этих проблем мы касались тогда, в сорок восьмом, когда сидели в маленьком уютном дегтяревском номере и после очередного дня войсковых испытаний наших образцов обсуждали итоги стрельб. Многое я вынес для себя из той беседы. Как-то по-особому высветились для меня характер, отношение к своему делу В. А. Дегтярева.
Обычно прятавший свои чувства, Василий Алексеевич под занавес нашего разговора неожиданно признался:
– Как давно я не был на охоте! Устал. В лес хочется…
Симонов до этого мне уже говорил, что Дегтярев – страстный охотник. Надо сказать, что многие из нас, конструкторов-оружейников, – большие любители охоты. Возможно, сказывается наше профессиональное занятие – все-таки всю жизнь имеем дело с конструированием оружия. Некоторые из нас и сами были разработчиками охотничьих ружей.
А вообще, у каждого конструктора существует свой способ расслабиться, забыться, отвлечься от работы.
Дегтярев всегда увлекался охотой. Для него не было лучшего отдыха от напряженной работы, чем провести несколько дней на природе, если это, конечно, удавалось. Шпагин был заядлым рыбаком. Он постоянно придумывал оригинальные насторожки, звонки, особые удилища. Любил мастерить, виртуозно работал на различных станках. Токарев любил фотографировать, сам занимался конструированием фотоаппаратов и очень любил рыбалку.
Мне даже кажется, что тут есть некоторая закономерность. Наши выдающиеся конструкторы-оружейники В. Г. Федоров, В. А. Дегтярев, С. Г. Симонов, Ф. В. Токарев прожили долгую жизнь, практически не снижая до конца дней своего творческого тонуса, так как они были приверженцами здорового образа жизни и активного отдыха. Каждый из них любил книги, много читал, не замыкаясь в рамках чисто технических проблем. Все это помогало нестандартно мыслить, учило находить оригинальные подходы в конструировании.