Трафальгар стрелка Шарпа
Шрифт:
– Убить их! – вопил он обезумевшим пехотинцам.
Впоследствии Шарп старался не вспоминать подробности этого сражения, но никогда еще ему не доводилось рубиться в столь яростной сече. Вокруг царили ужас и смятение, и Шарп почти стыдился той радости, которую испытывал, – радости освобождения от оков цивилизации, радости бездумно врубаться в гущу врагов. Ричард Шарп понимал, что рожден для таких битв, что не зря надел офицерскую перевязь. Он знал, что в любом сражении наступает миг, когда люди забывают о дисциплине и готовы, словно дикие звери, зубами и когтями выцарапывать победу. В таком бою нельзя убить противника издалека – прежде чем ты поразишь его, враг станет тебе ближе,
Чтобы так сражаться, нужно знать, что такое ярость, отчаяние и безумие. Шарп никогда не винил тех, кто бежал от опасности, ибо не видел ничего заслуживающего восхищения в безумии, отчаянии или ярости. Но он знал, что без них нельзя одолеть врага. Хорошему солдату не привыкать копаться в куче кровавых потрохов, а Ричард Шарп был отличным солдатом.
В бою его вела холодная ярость. До начала сражения Шарп мог испытывать страх, мог искать предлог, чтобы не ступать на качающийся над бездной мост, но стоило битве закипеть, и Шарп становился холодным и безжалостным убийцей. Ему казалось, что время в сражении замедляется и он может предугадывать мысли и движения противников. Шарп видел, что справа от него француз занес пику для удара, но чутье подсказало, что главная опасность исходит спереди, от бородача с саблей. Поэтому Шарп вонзил острие в горло бородача и только потом отразил удар пики справа. Шарп развернулся и сделал выпад в сторону еще одного француза с пикой, оглянулся, и тут острие пики толкнуло его в плечо. Шарп упал рядом с пушкой, сжал саблю обеими руками и, не оборачиваясь, воткнул острие в живот врага. Острие вонзилось в деревянный лафет, и Шарпу потребовалась пара секунд, чтобы вытащить саблю. Британские моряки теснили французов по всей палубе. Шарп забрался на ствол пушки и спрыгнул с другой стороны. Француз с топором кинулся ему навстречу, но Шарп перерубил ему запястье, ногой пнул в пах и взобрался на другую пушку. Стволы орудий служили французам надежным укрытием, поэтому Шарп собирался выкурить врагов из-за пушек и привести их под клинки и топоры товарищей.
Матросы под командой Чейза сражались с французами на ступеньках шканцев. С опозданием к ним присоединился Задира. Чернокожий гигант успел разрядить носовую карронаду в толпу французов и только теперь перебрался по поваленной мачте на палубу «Ревенана». Задира сражался у левого борта, а Шарп очищал от неприятеля правый. Чернокожий гигант яростно орудовал топором, не слушая мольбы о пощаде. Враги вокруг него бросали сабли и топоры, поднимали руки вверх или просто валились на палубу, притворяясь убитыми. Тем временем Шарп отбил удар сбоку, затем полоснул француза саблей по лицу и огляделся. Вблизи него не осталось живых врагов, но тут пуля задела край мундира.
– Стреляйте в ублюдков! – крикнул он пехотинцам, показав на бак, где матросы Монморана еще пытались отбивать атаки британцев. Один из пехотинцев поднял семистволку, но Шарп перехватил увесистый ствол. – Возьми-ка лучше мушкет, приятель!
Вложив в ножны клинок с запекшейся кровью, Шарп устремился вниз. «Ревенан» был родным братом «Пуссели», и Шарпу на мгновение показалось, что он спускается на нижнюю палубу британского корабля. Канонир банником преградил ему путь, но Шарп просто отпихнул его с дороги. Пехотинцы следовали за ним. Двое французов съежились у разнесенной снарядом плиты. Снизу доносился гул пушек, заставлявший корабль содрогаться, хотя Шарп не стал бы с уверенностью утверждать, стреляют ли это орудия «Ревенана» или ядра «Пуссели» врезаются в борта французского линкора.
Шарп нырнул на лестницу, ведущую во тьму нижней палубы.
Съехав по ступенькам вниз, он с грохотом приземлился на палубу, поднял ружье и спустил курок. Дым заполнил темное пространство. Шарп обнажил саблю.
– Все кончено! – крикнул он. – Прекратите пальбу! – Шарп пожалел, что не знает французского. – Эй, ублюдки, прекратите пальбу! – Оглохший и полуослепший от дыма канонир продолжал возиться у пушки. Шарп размахнулся и саблей полоснул его по лицу. – Я сказал, прекратить!
Два снаряда с «Пуссели» врезались в борт «Ревенана». Шарп вытащил пистолет. Дюжина мертвых французов валялась на полу, у многих из тел торчали острые деревянные обломки. С одной стороны в грот-мачте зияла громадная выбоина. Там, где снаряд вонзился в пушку, палуба почернела от пламени.
– Все кончено! – снова крикнул Шарп. – Убирайтесь! – Пусть французишки и не понимали английского, им придется уразуметь язык сабли и пистолета!
Шарп подошел к открытому порту.
– Эй, на «Пуссели»!
– Кто там? – пришел ответ.
– Прапорщик Шарп! Все кончено! Берегите ядра!
Последнее ядро врезалось в брюхо «Ревенана», затем наступило молчание. Канонир с «Пуссели» перелез через открытый порт на палубу «Ревенана». Шарп, переступая через убитых, взобрался на ствол и жестами велел французским канонирам лечь между пушками. За ним с обнаженными штыками следовали трое морских пехотинцев.
– Вниз! – рявкнул Шарп на почерневшего от пороха француза с обезумевшим взглядом. По лестнице спускались новые пехотинцы. – Разоружить ублюдков и усадить на палубу! – велел Шарп.
Он перешагнул через расплющенные останки корабельной помпы, но тут путь ему преградил французский офицер с обнаженной шпагой. Французу хватило одного взгляда на лицо Шарпа, и шпага выпала у него из рук и звякнула о палубу. Британские канониры влезали через открытые порты, надеясь пограбить поверженного неприятеля.
Острием сабли Шарп отпихнул француза с дороги и бросился вниз, в кубрик, освещенный дюжиной фонарей.
Меньше всего на свете ему хотелось лезть в это царство мертвых, в окровавленное брюхо корабля, где тяжелораненые представали пред ликом сначала корабельного хирурга, а затем, в большинстве случаев, – вечности. Здесь пахло кровью, испражнениями, мочой и тошнотворным ужасом. Седобородый хирург поднял глаза от стола, где по локоть в крови копался во внутренностях какого-то несчастного.
– Вон отсюда, – произнес он на хорошем английском.
– Занимайся своим делом, – прорычал Шарп. – Коновалов вроде тебя я еще не убивал, но могу начать!
На лице корабельного хирурга изобразилось удивление, однако он счел за благо промолчать. Шарп двинулся в оружейную, где на полу лежали забинтованный офицер и шестеро матросов. Шарп вытащил саблю из ножен, осторожно подвинул раненого и схватился за кольцо люка, который вел в трюм. Шарп рывком поднял крышку и прицелился.
Внизу сидели двое: мужчина и женщина. Любовница Полмана Матильда и его так называемый слуга, который на деле оказался заклятым врагом Британии. Сверху донеслись крики – матросы сдернули с гакаборта трехцветный французский флаг и предъявили капитану Чейзу. Охота за призраком завершилась.
– Встать! – велел Шарп с холодной яростью. Подумать только, им пришлось гнаться за этим человеком через два океана!
Мишель Валлар поднял руки, показывая, что безоружен, и прищурился. Ему потребовалось какое-то время, чтобы узнать Шарпа и сообразить, что «Каллиопа» снова захвачена британцами.
– Так это вы! – воскликнул Валлар.
– Именно я. Встать! Где Полман?
– Наверное, на палубе, – пожал плечами Валлар. Он вскарабкался по лестнице, отряхнул руки и помог подняться Матильде. – Как вы сюда попали? – спросил он у Шарпа.