Трагедии моря
Шрифт:
Так они и жили примерно пятьсот лет тому назад, когда на них впервые натолкнулись пришельцы из Европы.
Несколько лет назад в ленинградском музее Института Арктики и Антарктики мне дали подержать тяжелый кусок древней кости с искусно выполненной резьбой. За хозяина был археолог с Чукотки, который задавал мне загадки. «Что это такое. как по-вашему?» — спросил он меня
«Слоновая кость? — пробовал я отгадать. — Может быть, бивень слона… или мамонта?»
«Верно, кость. Рукоятка меча из астраханских раскопок на древнем торговом пути в Персию. Возможно, пятый век. Но это — морж… по-вашему — «волрус». А известно ли Вам. что в те далекие времена бивни моржей ценились дороже, чем слоновая кость?»
Мне это не было известно, и я был заинтригован. Чтобы утолить мое любопытство, мой друг показал мне датированное IX веком
113
До 60 см длины. — Прим. перев.
«Моржовый клык, — рассказывал мой попутчик, — более двух тысячелетий считался «белым золотом» в Северной Европе и во многих частях Азии. Не странно ли, что такому чудищу довелось стать столь значительным источником обогащения?»
Извлекать доход можно было не только из «слоновой» кости моржей. Прочную шкуру взрослого самца не брала мушкетная пуля, и кожа из моржовой шкуры лучше бронзовых щитов защищала от секущих и колющих ударов холодного оружия. Именно поэтому в течение многих веков изготовители щитов и их военная клиентура отдавали предпочтение самой дорогостоящей моржовой шкуре.
Находили ей и другое применение. Из шкуры одного моржа можно было выкроить, разрезав ее по спирали, до девяноста метров узкой полосы. Пропитанный моржовым жиром, такой канат не уступал канатам из растительных волокон, превосходя их в гибкости и прочности. С давних пор в течение долгого времени мореходы северных морей предпочитали оснащать свои корабли только такими канатами.
На этих кораблях пользовались еще одним продуктом — смолообразным веществом, получаемым от выпаривания кипящего моржового жира. Эта вязкая черная масса использовалась для шпаклёвки швов и просмолки обшивки, чтобы защитить ее от корабельных древоточцев. Первый известный нам корабль европейцев, успешно пересекший Северную Атлантику, был «Кнорр» исландского купца Бьярни Херельфссона, который достиг Ньюфаундленда в 985 году. По всей вероятности, он был оснащен такелажем из полос моржовой шкуры, пропитанных моржовым жиром.
Не одни северяне добывали моржей для своих нужд. Судя по костям, найденным в холмах из хозяйственных отбросов первобытного человека, моржи в те далекие времена встречались вплоть до Бискайского залива на юге и, похоже, до второго века нашей эры — в водах Ла-Манша. Однако по мере роста населения и совершенствования его уменья убивать племя моржей стало нести тяжелые потери, постепенно исчезая из более теплых морей. Последний морж на Балтике был убит еще в VII веке, а в течение следующего столетия охотники за бивнями и шкурой успели уничтожить моржей Северного моря, а также Фарерских, Оркнейских и Шетландских островов в Атлантике. В IX веке норвежский искатель приключений по имени Ок-тер сообщал, что моржи почти не попадаются в районе Норд-Капа — самого северного мыса в Европе. С уменьшением их числа росла их ценность, а следовательно, и напористость охотников, в результате чего уже в конце X века даже норвежским королям не удавалось найти достаточное количество моржовых шкур для обивки деревянных щитов, которые устанавливались вдоль планширя лх барказов, украшенных на носу головой дракона.
К XIII веку в водах около европейского материка моржи появлялись лишь в ледяных туманах Баренцева моря. В то время они уже становились легендой, и церковный летописец писал о них в следующих выражениях: «В [этих] северных водах водятся огромные, размером со слона, существа, которых называют «моржами» или «русскими моржами»… они здорово кусаются: если увидят, что могут поймать на морском берегу человека, они сразу бросаются на него и рвут его зубами… эти звери имеют голову, похожую на бычью, и густую, как солома, шерсть… с помощью своих клыков они, как по лестнице, поднимаются на самые верхушки скал, где питаются росистой травой. На скалах они быстро засыпают крепким сном, после чего рыбаки тут же подбегают к ним, вспарывают часть шкуры у хвоста, отделяя ее от сала; к этому лоскуту шкуры они привязывают очень прочную веревку, конец которой они закрепляют за выступ скалы или за дерево. Потом они мечут из пращи камни в голову спящего моржа, поднимают его от сна и гонят его вниз со скалы, сдирая с него большую часть шкуры, к которой привязана веревка. Обессиленный, испуганный и полумертвый, он становится богатой добычей, особенно из-за клыков, которые очень высоко ценятся у скифов, московитов, русских и татар».
Хотя европейское стадо моржей и сократилось до количества, которое почти оправдывало столь фантастические истории, клыки и шкуры моржей продолжали появляться на европейских рынках, где цена на них непрерывно росла. Вместе с тем эти товары поступали из таких дальних мест, которые сами по себе казались полумифическими.
Таинственный остров Туле, столетиями смутно мерцавший на западном горизонте Европы до самого начала христианской эры, был в начале IX века захвачен первопроходцами-викингами. В Исландии, как они назвали этот остров, они обнаружили огромную популяцию «волрусов», которую с такой алчностью стали превращать в «белое золото», что очень скоро приток его начал иссякать. Посему викинги отправились дальше в окутанные туманами северо-западные моря, где и нашли новые стада моржей на островном «континенте» Гренландии. После 1000 года н. э. именно с этого аванпоста на самом краю известного в то время мира и продолжали поступать изделия из «волруса» на европейские рынки.
Однако гренландские охотники на моржей, неосторожно прильнув к пиршественной чаше запасов западных моржей, не смогли выдержать жестоких штормов и низких температур. Их поселения постепенно приходили в упадок и вымирали, пока в конце XV века не иссякла последняя струйка товаров из «волруса», текущая оттуда в Европу. Как раз в этот критический момент Европа открыла существование множества «волрусов» в «Западном Океане».
Кто первым сделал это открытие — осталось неизвестным. Возможно, это были португальцы братья Гаспар и Мигель Корте-Риал, которые в 1501 и 1502 годах исследовали воды северо-восточного побережья Америки. Во всяком случае, некий Педро Рейналь, плававший вместе с ними, нарисовал карту, на которой у побережья Новой Шотландии значится остров под названием Санта-Крус. Это и есть остров Сейбл, и кто бы его ни открыл, не мог не заметить, множества моржей, для которых эта кривая песчаная коса была что называется родным домом.
Остров Сейбл имеет около сором километров в длину и возвышается над морем в центре банки того же названия — огромного подводного плато, примечательного обилием не только рыбы, но и моллюсков, устилающих дно подводных пастбищ. Не многие банки мира могут тягаться с этой по обилию моллюсков. Правда, известна еще одна такая банка (о ней речь впереди), которая до середины XVIII века служила пастбищем для 100 000 моржей. В то же время мы можем предполагать, что остров Сейбл и окружающие его банки служили пристанищем для не меньшего, если не большего количества моржей. Суда древних мореходов волей-неволей должны были плыть мимо острова через воды, изобилующие лоснящимися «бегемотами», высовывавшими из воды свои морды с блестящими от влаги бивнями, чтобы с дерзким любопытством взглянуть на непрошеных гостей.
Открытие моржовых легионов на острове Сейбл сулило «золотое дно для добытчиков ворвани и породило взрыв алчности, сравнимый с тем, который сопутствовал открытию в нашем веке месторождений нефти в Северном море и на Аляске. И эксплуатация запасов моржей началась с заслуживающими того же сравнения энергией и… жестокостью.
Промысел моржей на острове Сейбл был сопряжен с определенным риском из-за непогоды, поскольку, кроме как в редкие дни со штилем, подходить к нему было исключительно опасно, к тому же там не было гаваней, где корабли могли бы укрыться от штормов. И тем не менее корабли все-таки отправлялись на Сейбл, рассчитывая прибыть на остров в мае — начале июня, когда основная часть популяции моржей выходит на берег для размножения. Из-за штормов и туманов рейс мог продолжаться целый месяц и дольше. Даже когда впереди уже виднелись очертания низких песчаных дюн, потрепанные штормами суда нередко были вынуждены целыми днями лавировать в море (с риском потерпеть крушение) в ожидании временного затишья, когда можно будет спустить в гремящий прибой небольшие шлюпки, чтобы высадить на берег охотников с их снаряжением. Как только операция по высадке завершалась, корабли спешили уйти из полосы ревущего прибоя и направлялись в безопасные гавани на материке, где они могли заняться летним промыслом трески.