Трагедии моря
Шрифт:
В 1950-х годах я трижды был свидетелем этого кровавого побоища. Большегрузные каноэ с подвесными моторами крест-накрест утюжили мелководье в устье реки, кишевшее сотнями белых китов; охотники в лодках были вооружены старыми военными винтовками 303-го калибра, стрелявшими пулями с жесткой головной частью. Мишенями, смотря по сезону, служили беременные или кормящие самки с детенышами. Если залп оказывался для белухи смертельным, то ее багрили и буксировали к берегу. Если же рана была не смертельной, белуха обычно спасалась бегством, а стрелки, имея перед собой такое большое количество других мишеней, редко тратили время и силы на преследование покалеченных животных.
Однажды я наблюдал, как три охотника на двух каноэ выпустили не меньше шестидесяти пуль по сплоченному стаду примерно из тридцати китов, попавших на мелководье
В начале 1960-х годов рынок, поставлявший корм для норки, потерпел крах по причинам, которые станут понятны несколько ниже. Не смутившись этим обстоятельством, китобои из Черчилла перешли к консервированию «муктуков» — экзотической закуски из толстого внутреннего слоя китовой шкуры — для продажи таким гурманам, которые угощают своих гостей коктейлями с пчелкой в шоколадной глазури. Этому чревоугодию пришел конец в 1970 году, когда было обнаружено, что белухи Гудзонова залива настолько насыщены ртутью (побочным продуктом горнодобывающих и целлюлозных предприятий на берегах рек, впадающих в залив), что их мясо было признано непригодным для употребления в пищу человеком. И вновь это не обескуражило китобоев Черчилла, которые придумывали всё новые способы извлечения прибыли из китобойного промысла. Одним из них было использование наружного слоя китовой шкуры для изготовления модных кожизделий. Однако куда более страшным ударом по китам была попытка создать своеобразный китовый центр для привлечения туристов на Север, но не для того, чтобы они получали удовольствие от знакомства с белухами, а для использования последних в качестве мишеней для «спортивной» стрельбы.
В 1973 году я получил сверкающий глянцем богато иллюстрированный рекламный листок, превозносивший удовольствие от стрельбы по белухам: «Полная приключений, захватывающая дух охота на двухтонное морское чудище». Я сразу же собрался и поехал в Манитобу к губернатору провинции Эдуарду Шрейеру. Выслушав мои убедительные доводы в защиту китов, он обещал немедленно провести расследование. Вскоре после этого его администрация, представлявшая Новую демократическую партию, запретила дальнейшую промысловую и любительскую охоту на белух. Это решение было принято в одностороннем порядке, несмотря на возражения федерального правительства Канады (которое, претендуя на юрисдикцию в отношении регулирования численности всех морских млекопитающих, отказалось утвердить упомянутый запрет), а также несмотря на протесты в самой провинции против этого «неоправданного вмешательства в частное предпринимательство».
Прогрессивная акция Шрейера пошла на пользу как белухам, так и населению Черчилла. Популяция белых китов с 1973 года стала более многочисленной, и каждое лето сотни любителей живой природы приезжают туда, чтобы полюбоваться на «морских канареек» в природных условиях. Благодаря такому подходу и местное население, и бизнесмены получают больше доходов, чем они имели в те годы, когда вода в гавани Черчилла багровела от крови убитых китов.
История белых китов залива Св. Лаврентия не знает такого счастливого конца. Летом 1973 года две замечательные женщины, Леоне Пиппард, и Хезер Малькольм, предложили свою помощь «Проекту Иона» в деле спасения оставшихся стад китов в канадских водах. Пиппард и Малькольм взялись за изучение белух в заливе Св. Лаврентия, чтобы получить данные, с помощью которых можно было бы организовать кампанию в защиту китов. Они провели несколько летних сезонов в своем крытом грузовичке вблизи устья реки Сагеней, посвящая все свое время, за исключением сна, наблюдениям за китами. Некоторые доктринеры из ученого сословия встретили их усилия насмешками. Один из них, вспоминает Пиппард, «рассмеялся нам прямо в лицо, когда мы ему сказали, что собираемся кое-что узнать о белых китах. Он сказал, что мы узнаем о них не больше, чем узнали бы, если бы вернулись домой и обзавелись каждая полдюжиной детей».
Доказательств прежнего изобилия белух было много — один старик сообщил Пиппард, что в годы его юности китов было «столько, сколько белых гребешков на реке Св. Лаврентия», — но к 1975 году найти объекты для их исследований оказалось весьма затруднительно. Когда обе женщины занялись учетом численности белух, они были не на шутку встревожены, узнав, что в живых осталось меньше 350 животных и что число их, по-видимому, продолжает сокращаться из года в год. Пиппард представила федеральному Комитету по изучению состояния запасов исчезающих видов в Канаде отчет о результатах исследований и в июне 1983 года с удовлетворением узнала о его утверждении. Тем временем охота на уцелевших белух в заливе Св. Лаврентия была номинально запрещена с 1979 года, однако действенность этого запрета в то время внушала, да и сейчас внушает, определенные сомнения.
Когда я попытался выяснить, почему столь долгое время этим жалким остаткам опустошенного вида отказывают в помощи, я получил официальный ответ, от которого веяло холодным равнодушием: «Любая исчезнувшая популяция, которая и так не имела никакой ценности, не создает для нас будущих проблем и не вызывает беспокойства. Больше того, освобождаемая таким видом ниша обычно заполняется другим, который будет способствовать благосостоянию и процветанию людей».
Федеральное министерство рыболовства и морской среды, разумеется, не питает чрезмерного оптимизма по поводу перспектив выживания белухи в заливе Св. Лаврентия. Недавно оно признало, что «при современных темпах падения численности [белые] киты могут исчезнуть из залива Св. Лаврентия за какие-нибудь два года».
Хотелось бы знать, какими видами министерство предпочло бы заполнить пустующую нишу?
Близкий родственник белухи в арктических и субарктических морях — нарвал, самцы которого знамениты своим длинным торчащим вперед бивнем, за который его прозвали морским единорогом. Инуиты еще в 1860-х годах его постоянно видели, а подчас и охотились на него даже в водах, прилегающих к центральной части Лабрадора. Позже этого времени нарвал уже не встречался так далеко к югу, он исчез из этих вод. Его история была столь же страшной, что и у других видов мелких китов, которым грозит исчезновение. Полностью уничтоженный в арктических водах Европы, где в прошлом он был обычным животным, нарвал в наше время встречается только в водах западной Гренландии и восточной части канадской Арктики. Здесь он подвергается такому хищническому истреблению местными охотниками (в основном из-за бивня, за который любители диковинок, а также лекари из стран Востока платят по 50 долларов за фунт), что его остаточная популяция, состоящая, согласно оценке, из менее чем 20 000 особей, быстро сокращается до невосполнимого уровня.
Это — один из самых удивительных и наименее изученных мелких китов. Западные кланы этого глубоководного вида зимуют в водах побережья Новой Шотландии и Новой Англии, затем мигрируют через Большую Ньюфаундлендскую банку, а лето проводят на севере, заходя до самой кромки льдов. Чаще всего их жизнь проходит вне поля зрения людей, и менее столетия назад род человеческий еще не доставлял им неприятностей. Первыми их врагами стали британские китобои XIX века, которые по какой-то, ныне забытой причине назвали их именем Чани Джон. Сегодня эти киты известны нам под мало привлекательным названием бутылконосов.
Чани Джон — зубатый кит — входит в одно семейство с морскими свиньями и другими дельфинами, но в отличие от них может достигать десяти с половиной метров длины и до 8 тонн веса. Питается он в основном кальмарами, за которыми охотится на большой глубине. Исключительно мощные и подвижные, эти киты, возможно, являются чемпионами мира по глубоководному нырянию среди млекопитающих всего мира. Один загарпуненный бутылконос поставил своеобразный рекорд. Он утащил за собой, погружаясь вертикально, 1300 метров троса и через два часа вынырнул почти в том же месте, все еще полный жизни.
Встречавшийся в изобилии в северных водах Чани Джон до 1870-х годов, когда появилась гарпунная пушка, не представлял для китобоев особой потенциальной ценности: мало того что его трудно было убить, он к тому же еще и тонул. И тем не менее он вызывал у них определенный косвенный интерес. Это видно из следующего рассказа Фритьофа Нансена о плавании у восточного побережья Гренландии:
«Мы видели много бутылконосов, часто спокойно плавающих на воде впереди или позади нашего судна. Стая за стаей киты подходили по ветру прямо к борту, затем описывали круги, стараясь разглядеть нас со всех сторон.