Трагедии моря
Шрифт:
Специальным указом губернатора Новой Франции от 1710 года шести землевладельцам на реке Уэйл была предоставлена монополия на промысел белой морской свиньи; другой указ, разрешающий подобную монополию в Пуан-до-Ирокез, возвещал, что «повелением Короля в этом крае будет создано как можно больше таких промыслов». Повеление короля было исполнено с таким энтузиазмом, что к середине столетия между Пуан-де-Монтом и Иль-о-Кудром функционировало не меньше восьми компаний по промыслу белых китов. Вместе они истребляли, наверное, по нескольку тысяч белух каждый год.
Индейцы реки Св. Лаврентия с незапамятных времен знали об одной особенности белых морских свиней, которая до недавнего времени оставалась неизвестной науке. Речь идет о способности многих китов «видеть» дорогу сквозь мутную воду с помощью своеобразного эхолокатора.
Как только эти киты проходили мимо острова на запад, индейцы выходили на лодках к окружающей остров отмели и устанавливали на ней длинные ряды тонких и гибких прутьев на расстоянии нескольких футов друг от друга. Каждый ряд прутьев устанавливался с небольшим наклоном и заканчивался на берегу острова. Когда отлив достигал наибольшей силы, его мощное течение заставляло прутья вибрировать, создавая нечто вроде высокочастотной звуковой преграды, которую плывущие на восток киты, очевидно, принимали за непроходимую стену или по меньшей мере за опасное препятствие. Пытаясь обойти его, часть китов поворачивали к острову и попадали на быстро мелеющую во время отлива прибрежную илистую отмель. Где их и встречали люди, стоявшие по пояс в воде с гарпунами в руках.
Сия остроумная система исправно снабжала мясом и жиром бессчетные поколения индейцев; однако она оказалась недостаточно продуктивной для французов, жаждавших заполучить способ убоя животных еп masse [108] . Один такой способ, который они придумали для уничтожения морских свиней вообще и белой морской свиньи в частности, описал в 1720-х годах Шарлевуа:
«Во время отлива они устанавливают в иле или песке близко друг от друга толстые шесты, к которым прикрепляют сеть в форме кошелька… таким образом, что, если рыба пройдет внутрь, она уже не сможет выбраться наружу… Когда начинается прилив, эти большие рыбы пускаются в погоню за сельдью, которая всегда идет к берегу [и] которую они очень любят, и запутываются в сетях, лишаясь свободы. Когда во время отлива вода спадает, с удовольствием наблюдаешь, как они в смятении тщетно пытаются выбраться из сетей. Короче говоря, столько их оказывается на мели, что они порой громоздятся друг на друга… говорят, что некоторые весят три тысячи фунтов».
108
Во множестве (фр.). — Прим. перев.
Как я уже упомянул, по мнению большинства специалистов по китам, белуха является арктическим видом, а тех, которые встречаются в заливе Св. Лаврентия, они считают не более чем «небольшой обособленной популяцией, представляющей, по всей вероятности, реликтовую форму прошлого, более холодного периода». На самом же деле белуха залива Св. Лаврентия первоначально составляла одну из самых больших самостоятельных популяций существующего вида. Да и ареал ее не ограничивался только устьем залива Св. Лаврентия. В 1670 году Джосселин отмечал присутствие в водах Новой Англии «морского зайца», такого большого, как грампус [орка, или косатка], белого как простыня. Их видели в Блэкпойнт-Харборе и выше по реке; правда, нам не удалось убить ни одного из них, хотя некоторые из нас стреляли в них пулями — напрасный труд». Николя Дени упоминал их среди других видов морских свиней, обитавших в водах острова Кейп-Бретон и залива Шалёр: «Те, что подходят близко к берегу, двух сортов. Которые побольше — сплошь белые, величиной почти с корову… с них получают много жира». В 1720-х годах Шарлевуа сообщал, что видел «многих из них у берегов Акадии в заливе Фанди». Даже в 1876 году английский путешественник Джон Роуан писал: «Белые морские свиньи в большом количестве заходят в залив [Шалёр]…
Мне сказали, что с одной такой рыбы можно получить жира на сто долларов». Роуан сообщал о них и с берегов острова Кейп-Бретон. В заливе Фанди микмаки, помимо морских свиней, добывали белух с древних времен и вплоть до XIX века, и, по мнению д-ра А. У. Ф. Бэнфилда, какая-то крошечная остаточная популяция могла просуществовать там до 1970-х годов, хотя это и представляется сомнительным. Короче говоря, в Море Китов и его окрестностях белый кит, очевидно, чувствовал себя как дома.
Крупномасштабный промысел у северо-западного берега устья залива Св. Лаврентия и выше по течению реки того же названия по крайней мере до острова Иль-о-Кудр продолжался без заметных пауз до середины XX века. Его конец был вызван знакомой нам безрадостной причиной: слишком мало белых китов осталось, чтобы приносить прибыль.
В том, что этот промысел был в свое время прибыльным, сомневаться не приходится. Еще в 1870-годах за один прилив в сетную ловушку на реке Уэйл попадалось по 500 белух, и до конца прошлого столетия промысловая база на этой реке, действовавшая с 1700 года, добывала в среднем по 1500 белух ежегодно. Однако к 1900 году промысловые издержки уже превышали ассигнования на содержание баз, и к этому времени из них эксплуатировались всего две: один перерабатывающий завод на реке Уэйл и другой — на острове Иль-о-Кудр. Последний закрылся в 1927 году, а тот, что на реке Уэйл, проработал до 1944 года — к этому времени даже в хороший сезон удавалось добыть и разделать всего лишь несколько десятков белух.
Особенно возмутительно, что этот промысел можно было бы прервать по крайней мере десятилетием раньше, и тогда, возможно, выжило бы довольно много белух, чтобы сохранить жизнеспособную популяцию. Однако администрация провинции Квебек этому воспрепятствовала. В 1932 власти Квебека начали выплачивать поощрительную премию в сумме 45 долларов (весьма приличная сумма в годы Великой Депрессии) за каждого белого кита, убитого в водах провинции. Официальным оправданием этой убийственной щедрости послужили оказавшиеся ложными слухи о том, что белухи наносят вред лососевому промыслу. Истинной же, хотя и скрытой причиной выплаты премий было стремление обеспечить финансирование эксплуатации завода китобойной компании на реке Уэйл в течение еще нескольких лет.
Поскольку лососи действительно попадались все реже там, где прежде они водились в изобилии, официальное провозглашение виновником этого белого кита сильно настроило людей против него. Поэтому даже после прекращения выплаты поощрительных премий промысловые рыбаки, охотники-спортсмены и проводники продолжали, как и раньше, стрелять в белых китов при первой возможности. Анализ опросных листов, распространенных среди рыбаков северного побережья залива Св. Лаврентия в 1955 году, показал, что за предыдущие десять лет было убито до 2000 белых китов под тем предлогом, что они хищнически уничтожают лососей. В 1974 году выпускник биофака Жан Лоран, изучавший остатки стада белух в заливе Св. Лаврентия (по его подсчетам, не более 1000), однажды наткнулся на группу стрелков, расположившихся на отвесных скалах, к которым часто подплывали белые киты, и, как только они всплывали на поверхность, стреляли в них с близкого расстояния. Когда Лоран попытался воспрепятствовать этому бессмысленному преследованию, он встретил отпор со стороны как федеральных, так и провинциальных властей, причем каждая из этих сторон уверяла, что данный вопрос входит з юрисдикцию другой стороны, и по этой причине отказывалась предпринимать какие-либо действия в защиту китов.
Правда, не во всех провинциях власти отнеслись к белым китам так жестоко. Как это ни покажется странным людям, не знакомым с ее географией, Манитоба дала приют целой популяции белых китов. Ее стада расположились вереницей вдоль западного побережья Гудзонова залива, где их промыслом в течение более двухсот лет занималась Компания Гудзонова Залива. В начале XX века промысел пришел в упадок в результате падения цен на «морские» жиры, однако после второй мировой войны вновь оживился благодаря усилиям нового поколения предпринимателей. Эти дельцы организовали доходный бизнес, убивая белух в местах их размножения и выращивания потомства на реке Черчилл и отправляя их мясо за две тысячи километров по железной дороге в североамериканские прерии для продажи звероводческим фермам в качестве корма для норок. В период между 1949 и 1960 годами в Черчилле для таких поставок было разделано более 5000 белух. Почти столько же их были убиты, но либо не найдены, либо выброшены, когда маломощное фасовочное производство не справлялось с расфасовкой мяса.