Трагедия абвера. Немецкая военная разведка во Второй мировой войне. 1935–1945

Бартц Карл

В одном подробном заключении по поводу мюнхенского покушения на Гитлера 8 ноября 1939 года речь шла об известных связях майора Гросскурта с мюнхенским абвером.

Правда, в перечне незаконных деяний режима не приводились отчеты о насилиях, чинимых особыми подразделениями СД на территории Польши, о которых упоминал Гейнц на одном из судебных заседаний.

Имелись там и докладные записки Бека, и точные изложения переговоров оппозиционного характера.

Некоторые листы содержали ссылки относительно разведслужбы внутри евангелической протестантской церкви. Пастор Бонхёфер был ее центром. Собранную информацию он передавал дальше в Женеву. Были обнаружены записи

его бесед с мистером Беллом, английским епископом из Чичестера. Также имелись пометки, подтверждавшие контакты пастора с представителями враждебных держав…

До того дня, когда эти документы были обнаружены в Цоссене, следствие против Канариса, Остера, Догнаньи, Бонхёфера и доктора Мюллера, а также других лиц шло обычным путем. То есть отдельные дела после завершения расследования главным имперским прокурором с обвинительным заключением передавались в «Народный суд».

Теперь после обнаружения документов сложилась новая картина. До сих пор предполагалось, что заговор зародился лишь в 1942 году. Теперь же выяснилось, что уже в период кризиса Фрича – Бломберга в 1938 году существовали разработанные планы переворота. Прежняя картина заговора изменилась.

Действующими лицами были уже не одни Остер и Догнаньи. Всплыли новые имена: Гейнц, Гизевиус из абвера. Совсем новыми оказались имена Гальдера и Браухича, прежних высших военачальников сухопутных войск. Новыми были и имена двух руководителей служб ОКВ, Канариса и Томаса. Равным образом всплыло и имя шефа правовой службы вооруженных сил, доктора Зака, который после 20 июля выдал тайной государственной полиции подозреваемых офицеров. Среди заговорщиков назвали и имя шефа V отдела Главного управления имперской безопасности Небе, заговорщика с 1938 года.

На основании обнаруженных документов Хуппенкотеном была составлена докладная записка-подборка на 160 страницах, направленная Гитлеру в двух фотокопиях. Вскоре от него поступило указание рассматривать весь комплекс вопросов как секретное дело государственной важности. Следствие и допросы начать немедленно, по их завершении доложить снова. Все решения Гитлер оставил за собой и запретил передачу дел и подследственных в «Народный суд».

Важнейшие дневники Канариса были найдены и переданы в Главное управление имперской безопасности только в 1945 году. Они состояли из несброшюрованных листов, заполненных машинописным текстом, и охватывали период с 1939-го по 1945 год.

Здание Главного управления имперской безопасности было разбомблено 3 февраля 1945 года, оперативное руководство перевели в барак в Ванзее в секторе воздушного флота «Рейх». Шеф гестапо жил в доме на краю сектора. В середине апреля 1945 года там появился группенфюрер СС Раттенгубер и передал находку шефу гестапо. Это были дневники Канариса – около 2000 страниц, напечатанных на машинке, в черном скоросшивателе. Дневники, написанные от первого лица, полностью изобличали его участие в заговоре. Они хранились в Цоссене в другом сейфе, где и были обнаружены.

То, что госпожа Канарис или госпожа Гросскурт, как это нередко утверждают, будто бы сожгли дневники адмирала, – чистый вымысел. Хуппенкотен увидел дневники, разделенные на 12 тетрадей, 11 апреля 1945 года. Но вполне вероятно, что несколькими неделями ранее они уже побывали в руках Кальтенбруннера, который накануне сообщил о них Гитлеру.

Этот дневник содержал второй смертный приговор Канарису.

Из дневников следовало, что Германия, по мнению Канариса, проиграла войну. Затем из них

выяснялось, что шеф абвера поставил в известность датчан о дате нападения на Данию и Норвегию. Роковые листки содержали доказательства, что Канарис сообщил Остеру дату наступления во Франции, точно так же как и день вторжения в Югославию.

Канарис писал о том, что вместе с Догнаньи он встречался со статс-секретарем Вайцзеккером. Вместе они обсуждали, что предпринять. Вайцзеккер заявил, что ему уже известны замыслы Гитлера относительно Югославии. Результатом их обсуждения стало решение предупредить югославского военного атташе Владимира Ваухника.

Ваухника в ночь перед вторжением предупредили по телефону таким образом, чтобы он не догадался, кто звонил. Это произошло 2 апреля 1941 года.

Затем из этих дневников следовало, что Канарис через Стокгольм вступил в контакт с русскими. Тем самым раскрывалась подлинная цель шведских поездок Бонхёфера – Мольтке.

С дневников еще 20 апреля 1945 года имперской уголовной полицией были отсняты микрофильмы. По окончании войны они были сожжены в одном из барачных лагерей.

Гибель директора имперской уголовной полиции Небе

Немногим удалось бежать после 20 июля. Некоторые сразу отринули мысль о бегстве, чтобы не подвергать близких опасности, другие понимали, что им вряд ли удастся сбежать. В поездах регулярно проводились проверки, необходимо было предъявлять проездные документы. Если имелся автомобиль, то не хватило бы бензина; кроме того, всегда существовала опасность, что остановят. Если пойти пешком, то в любой момент можно было оказаться в руках патрулей. Если где-то затаиться и попытаться отсидеться, то рискуешь остаться без еды; продукты тогда в Германии можно было получить только на месяц.

Правда, одному заговорщику удалось скрыться и избежать ареста. Тогда как брат его был схвачен и казнен, доктор Отто Джон бежал на самолете в Португалию. Позднее, как стало известно, Джон стал президентом Комиссии по охране Конституции.

В качестве юрисконсульта «Люфтганзы» Джон многие годы входил в состав заговорщиков. Задолго до вступления Америки в войну он и многие из его друзей были знакомы с многолетним руководителем пресс-бюро Ассошиэйтед Пресс в Берлине. Перед тем как Лохнера интернировали в Бад-Наухейме после начала войны с Америкой, Джон еще в Берлине, до его высылки на родину, успел передать ему шифровку для президента Рузвельта. Лохнер попытался выполнить его поручение по возвращении в Америку, но ему не удалось прорваться к Рузвельту или передать шифровку кому-либо из высокопоставленных членов правительства.

У Джона были хорошие друзья и в Англии. Ему удался побег на самолете в Лиссабон. Там о нем позаботились англичане и переправили в Лондон.

Гизевиусу также удалось ускользнуть. Он, после различных метаний, укрылся в доме директора Пласмана и временами прятался в подвале Штрюнка, живя на его продуктовые карточки.

Небе расстался с Гизевиусом в конце июля. Долгое время полиция не предпринимала против Гизевиуса никаких розыскных мер, поскольку Шелленберг, шеф VI отдела (СД-шпионаж), уверенно заявлял, будто Гизевиус уже давно в Швейцарии, его источники сверхнадежны. Эта ложная информация Шелленберга спасла Гизевиусу жизнь. Под носом у тайной государственной полиции он полгода продержался в Берлине. Лишь в январе 1945 года на Принц-Альбрехт-штрассе поступил сигнал, что Гизевиус еще в Берлине. С этого момента его стали выслеживать, но тщетно. С фальшивым удостоверением гестапо он сбежал к своим друзьям в Швейцарию.