Трагедия адмирала Колчака. Книга 1
Шрифт:
«Созыв Обл. Сиб. Думы как органа верховной власти, — гласило заявление блока, — стоит препятствием, чреватым катастрофическими последствиями, на пути… укрепления Вр. Сиб. пр., создавая другого носителя верховной власти, низводя в действительности и в правосознании масс Врем. пр. до положения органа исполнительного, могущего выронить власть и до У.С., в случае коллизии с Обл. Думой»… «Вместе с тем то неустойчивое положение, которое должно занять Врем. прав, в ожидании Обл. Думы и возможного с ней расхождения, неизбежно уронит дух защитников Сиб. пр., связавших с его программой, с его линией поведения свою судьбу…» И быть может, самое главное, что выдвигала записка, — это ненормальное существование Думы, которая была сорганизована в соответствии с формулой «единого социалистического фронта от народных социалистов до большевиков включительно…» «И по своему составу и по обстановке, в которой Дума организовалась, она не может функционировать в качестве органа, облечённого доверием и поддержкой сколько-нибудь значительных групп».
Трудно найти что-нибудь реакционное в этом трезвом слове современников. Совсем в других тонах прошло
385
Напр., в заседании областников 23 июля Жардецкий счёл нужным резко отмежеваться от областничества от имени партии к.-д. [«Хр.». Прил. 70].
386
В заседании Омской Гор. Думы 5 июля Жардецкий требовал роспуска Думы, состоящей из «неработоспособных и демагогических элементов», и изменения избирательного закона [Парфенов. С. 42–43].
Съезд принял резолюцию о неизменности пятичленного состава Правительства, у которого находится верховная власть страны. Вместе с тем съезд отказался производить выборы в Сибоблдуму [387] . Тактика бойкота в данной обстановке, конечно, была ошибочна. Было ясно, что Дума соберётся.
Перед торгово-промышленным съездом, по инициативе Иванова-Ринова, состоялся в Омске и казачий съезд — четвёртый круг сибирского казачьего войска. 9 июля происходило объединённое заседание представителей казаков, торгово-промышленников, профессиональных союзов, партий, на котором Вологодский делал доклад о работе сибирской власти. Большевицкие историки считают, что именно с этого момента Сибирское правительство «круто поворачивает вправо от намеченного пути» [Парфенов. С. 40]. С этого времени началось и разногласие, которое стало намечаться в демократической среде кооперации. Вновь воскресшие союзы маслодельных артелей и даже некоторые кредитные союзы сделали крен направо и пошли по пути оборонческого блока. Председатель всесибирского кооперативного бюро А.В. Сазонов, председатель съезда зап.-сиб. союза В.В. Куликов и председатель Союза маслоделов А.А. Балакшин становятся лидерами «Союза Возрождения». В Омске кооператоры издают газету «Заря», проводящую линию «оборонческого» блока и борющуюся с Сибоблдумой, которая одна, по мнению правоверных эсеров, остаётся «верной идее демократии» [М. Кроль].
387
Бойкот, по-видимому, прошёл и в других местах. В «Сибири», № 5, я встретил указание, например, на бойкот со стороны енисейского торгово-промышл[енного] съезда.
Несомненно, влияние эсеров ослабевает в кооперации — особенно к августу, когда выясняется нездоровая политика Сибоблдумы. Крена направо тут не было, если этим «правым» уклоном не считать поддержку национально-государственной задачи того Правительства, которое сумело выработать среднюю линию и, очевидно, приобрести авторитет, если заставляло так или иначе признавать себя действительно уже «правонастроенными» элементами. Эти настроения довольно ощутительно стали сказываться в омской общественности.
Иркутский эсер М. Кроль, прибывший в июле в Томск для участия в работах Думы, со слов министра Шатилова, в таких чертах, вероятно сильно преувеличенных, охарактеризовал настроения в Омске: «Кругом только и говорят о диктатуре, переворот подготовляется на глазах у Правительства, а оно точно разбито параличом, всё видит, всё слышит, но абсолютно ничего не делает для предотвращения этого несчастья» [388] [«Вольная Сибирь». IV, с. 78]. Если «диктатура стала бредовой идеей всех политических буржуазных группировок, выплывших на поверхность общественной жизни после свержения большевиков», то этому в значительной степени содействовал страх перед Сибоблдумой, протягивавшей руку самарскому Комучу. Через Обл. Думу «эсеровское большинство пыталось утвердить свою диктатуру» — так позже в екатеринбургской лекции 23 октября обрисовал тактику Думы проф. Новомбергский, сам числившийся в рядах областников и народных социалистов [«Заур. Кр.», № 80]. Этой диктатуры интеллигентская Сибирь в то время во всяком случае не хотела — не приходится говорить уже о Сибири военной.
388
Призыв к «перевороту» эсеры усмотрели в речах на торгово-промышленном съезде.
Как только открылись сношения с Европейской Россией, Комитет У.С. предъявил Сибирскому правительству требование передать полноту власти. Получив отказ, Комитет У.С., при содействии членов Областной Думы, пытался фактически захватить власть в Сибири — такое заявление делается в записке областников, подписанной среди других и Потаниным и составленной по поводу разыгравшегося в сентябре конфликта правительства с Думой [389] . Записка областников признавала ошибочным то, что Правительство вытащило из подполья Обл. Думу и тем самым оживило «представительство» губернских, уездных, волостных совдепов. Это представительство было использовано социалистами в Думе, во зло Сибири и России [«Сиб. Вест.», № 13] [390] . По мнению областников, при самом «незначительном государственном понимании» Дума должна была бы сойти с политической сцены.
389
«Агентом» Самарского правительства Гинс считает тов. мин. вн. дел Павла Михайлова, скрывавшего ленты переговоров по прямому проводу с Самарой и за это уволенного. Отставка Михайлова вызвала в Самаре «взрыв возмущения» [I, с. 143, 147].
390
По-видимому, многие боялись, что это представительство при созыве Думы будет даже коммунистическим. См. беседу Вологодского с М. Кролем.
И вновь это — суждение не правых, оценка не «реакционной военщины», которая будто бы уже успела захватить целиком в свои руки Сибирское правительство, руководимое «безвольным и беспомощным» Вологодским.
3. В Сибоблдуме
Эсеры из Сибоблдумы не разделяли точек зрения областников, с которыми их так недавно ещё связывала общая борьба против большевиков в конспиративной и нелегальной работе.
К концу июля в Томск набралось довольно много бывших членов Думы, которые образовали 4 фракции: 1) соц.-рев.; 2) соц.-дем.; 3) представителей национальностей и 4) автономистов. К последней примыкали и беспартийные. Между фракциями происходили частные совещания. По словам участника их М. Кроля, «с первых же дней работы частного совещания стало ясно, что Областная Дума расходится на два абсолютно непримиримых лагеря. Социалистические группы, с одной стороны, и автономисты, с другой, представляли собою два исключающих друг друга мировоззрения, две противоположные тактики, две чуждые одна другой психологии. Социалистические [391] группы стояли за укрепление Сиб. Обл. Думы как высшего законодательного органа края… Автономисты же рвались в бой с большевиками и лелеяли мечту о военной диктатуре. Для них разогнанное большевиками всерос. Учр. Собр. перестало существовать. О созыве же нового У.С. — было рано ещё думать. Главное их внимание было обращено на организацию военной силы, способной продолжать борьбу с совет. властью и коммунистами… Вся полнота власти, по их мнению, должна была быть сосредоточена в руках Сиб. Вр. прав.» [392] [с. 73]. Психология Кроля выступает в этих строках чрезвычайно ярко — ему уже не нравится, что «автономисты рвутся в бой с большевиками»… А дальше ещё определённее — борьба с большевиками к тому же и невозможна. Только причём здесь верность идее демократии, о которой ниже говорит Кроль!
391
Под «социалистическими» группами подразумеваются эсеры и эсдеки.
392
Кроль сам себе противоречит, приписывая областникам идею военной диктатуры.
«Верными идее демократии оставались только социалистические партии, все же остальные бывшие либеральные и даже радикальные элементы с необычайной стремительностью шарахнулись вправо. Они могли рассчитывать только на несколько десятков тысяч офицеров, оказавшихся в Сибири, и на часть казачества.
Это были ничтожные силы, в достаточной степени дезорганизованные и деморализованные. И с такими силами правые элементы собирались напасть на большевиков, которые к этому времени уже успели создать дисциплинированную Красную армию, располагали колоссальными ресурсами» [393] [с. 74].
393
В этом отношении Кроль оказывается в полном противоречии с декларацией, оглашенной с.-д. Карповым от имени Сиб. Обл. Думы на Уфимском Госуд. Совещ.
Для того чтобы расстроить «гнусный план» упразднения Думы, частное совещание послало специальную делегацию в Омск. Вернее, целью делегации было оказать воздействие на Правительство в смысле переезда его в Томск. Правительство для борьбы с реакционным Омском должно связать свою судьбу с Думой, которая «как-никак являлась выразительницей надежд и чаяний всей демократической и революционной общественности Сибири»… Делегаты должны были «раскрыть глаза и указать ему бездну, куда толкали его «воинственные патриоты», в ослеплении своём потерявшие способность понимать, что вокруг них происходит» [с. 77].
«В такой момент, — говорит Кроль, — ниже нельзя было топтаться на месте. Сибирскому правительству необходимо было бросить жребий: или объявить себя до конца солидарным с Областной Думой, переехать в Томск, обратиться к народу и потребовать от военного командования полного и безоговорочного подчинения, или сказать сторонникам диктатуры: «Что делаешь, делай скорее». Правительство же бездействовало и отдавало себя покорно вихрю событий» [394] [с. 80].
394
Приходится признать, что «интрига», которую Кроль приписывает Омску, велась в недрах Сибоблдумы. Её противники выступали совершенно открыто.